правильно, но ни черта не работали. Замкнувшись в четырёх стенах своей спальни, он слушал белую музыку в себе, ждал и разговаривал сам с собой, но справиться с болью так и не смог.

Дед Егор и Муза лишь печально наблюдали за ними со стороны. Ему с ними повезло. Очень хорошо, что в его комнату никто не врывался, никто не призывал к бодрости, не ругал, не отчитывал и к жизни принудительно не возвращал. Он страдал и был рад, что не должен демонстрировать свои чувства другим. А ночами в его душе звенели беззвучными струнами грустные гаммы, он вспоминал её голос, и глаза, и золотистые с переходом к русому волосы. И тот поцелуй.

Наверное, когда-нибудь ему удастся подобрать слова и объясниться с ней. И она согласится выслушать его. Это будет разговор не как через стенку, но хотя бы как сквозь телефонную трубку. Он может даже не видеть её глаз и не знать, задрожат ли её губы при его словах.

Только лишь вопросы и только лишь ответы.

Он спросит, так ты забыла меня? Это правда?

И она ответит, нет. Просто как раньше уже не может быть.

Он спросит, что он сделал не так? Что испугало её? Неужели сосулька?

Она ответит, что им помешала вовсе не сосулька. И не Велес. А… (пусть это будет кто ещё, такой же могущественный и страшный).

Он услышит это и поклянётся. Спасти. Защищать до последнего дыхания. И, если этого будет мало, умчать куда глаза глядят, навсегда, но главное, вместе.

Тогда она спросит, ты так сильно любил меня? Это правда?..

И он ответит, что ради неё не против пережить ещё одно крушение Древнеграда, устроенное хтоником. И после этого скажет, что на самом деле он такой дурак и слабак… и просто очень сильно и, наверное, на всю жизнь влюбился в неё.

А может быть, он умрёт, так и не объяснившись. Печально, говорил он себе, печально, если о нём только-то и вспомнят, что «он жил ради неё и умер в глупой, тщетной, эгоистичной надежде увидеть её снова». Он где-то прочёл эти слова. Какой-то лихой парень с книжной страницы, с таким же разбитым сердцем изливал свои чувства возлюбленной. Сейчас Кай понял, что так бывает не только в книжках.

Минуты «после» летели, и ничего не менялось. При виде Истории он немел, бодрился, и пытался улыбаться. А она, опустив глаза, старалась пройти мимо незамеченной.

Быть может, если бы ему удалось как следует посмотреть ей в глаза, он многое понял. Но она смотрела в сторону, сей экзистенциальный кризис затягивался, и Кай не мог от него освободиться.

* * *

Это лето было отмечено не только печальными партитурами в тёмных тональностях ре-диез-минор. Он устал от своих страданий и начал побаиваться, что окружающие приучатся воспринимать его как отверженного влюблённого и неудачника, исключительно сквозь призму книжных страданий юного Вертера, ночных бдений Бонавентуры и платонических терзаний какого-нибудь Новалиса — героев пера немецких «романтиков», с которыми иногда носился дед.

В какой-то момент, взглянув в зеркало, он увидел, что страшно оброс и ещё больше похудел. Какая-то сила вытолкнула его из дверей квартиры, и пышная тётя, в форменном фартуке и с фестивальным начёсом на голове, очень быстро вернула его к нормальному виду в цирюльне за углом.

Уворачиваясь от едкой одеколонной струи и стряхивая остриженные пряди волос с колен, он вдруг понял, что на самом деле в нём ничего не сломалось, он ничего не потерял и ничуть не упал. Просто за тем миром мыслей и чувств, который он знал прежде, в нём вырос ещё целый мир, о котором он не имел никакого понятия. И теперь он осознанно и спокойно дверь в этот мир закрывает.

Его История остаётся за этими дверями.

Навсегда или нет он не знал. Но музыка в нём затихла. Не потому ли, что проклятая Комета наконец скрылась в лучах Солнца, и астрономы перестали её наблюдать?

Демарш Небесного Тела

Вскоре самым заурядным образом прояснился ещё один важный вопрос — где находятся те Врата Гнозиса, и когда эти неведомые Трое Посвящённых их «отверзнут»?

Где-то на Троицу Кай обнаружил в почтовом ящике письмо. Вернее, два одинаковых письма на своё имя и на имя деда Егора. Событие это было весьма интригующим, потому что отправителем писем значился Древнеградский Национальный Университет. Распечатав свой конверт, не отходя от почтового ящика, он обнаружил в нём Уведомление о зачислении на Физический факультет Университета по специальности «Фотоника» и Приглашение на собеседование. Документы были написаны багровыми чернилами на гербовом плотном листе серого цвета.

В Приглашении чёрным по белому, а вернее багровым по серому значилось, что, в результате предварительного рассмотрения Ходатайства о приёме его кандидатуры, Аттестационная комиссия установила его принадлежность к числу абитуриентов, имеющих право на зачисление по собеседованию, на зачисление в пределах установленных квот и на первоочередное зачисление. Ввиду чего ему следовало прибыть для собеседования. Оба листа были подписаны проректором по развитию и связям, неким Ю.Л. Небесным.

Новость сама по себе была отличная, от неё хотелось петь и танцевать, и лишь маленький штришок заставлял Кая сомневаться в том, что это не ошибка — он не подавал документы на поступление в Древнеградский Национальный Университет, никогда. Впрочем, в письме шла речь о некоем Ходатайстве, и он подумал, что возможно такие Ходатайства когда-то давно рассылала его школа. Второе письмо было адресовано деду Егору, он решил, что это сообщение для родителей и опекунов.

Вконец озадаченный, он заглянул в почтовый ящик Музы Павловны и извлёк оттуда ещё три идентичных конверта. Это переводило событие в разряд не просто интригующих, а требующих тщательного исследования. Он сгрёб все конверты и помчался наверх, сразу к Музе, где сейчас чаёвничал дед Егор.

Он раздал письма и с нетерпением вглядывался в лица читающих.

— Это может означать только одно. Перед нами распахивают «врата Гнозиса», — проговорила Муза Павловна. — Я так понимаю, мы все зачислены?

Карна и История кивнули. Дед уставился в лист, лицо его не выражало никакой радости.

— Это что ж значит? Нам с вами учиться по второму кругу, Муза Павловна? — он недовольно поскрёб бороду. — Да ещё и где — на факультете фотонной физики. Кто-нибудь знает, что это за каша и с чем её едят?

— Поищи в Энциклопедии и не бурчи, дед, — Кай воспрял духом, и незаметно взглянул на Тори. — Какая тебе разница? Мы разве не этого ждали почти год?

— Этого, этого… Надо