свою жизнь отдал, Кай свою получил назад. Но не просто так, а с условием исполнить Путь. Кай до сих пор не знал, почему Велес выбрал именно его. Что-то в устройстве нашего мира было полностью подчинено этому подземному богу. Он дал новую молодость двум старикам, змее — человеческий облик, он в считаные минуты превратил улицу в руины, а потом так же быстро стёр следы разрушений.

Он всех их соединил, и в этом даже можно было найти смысл. Но у Кая не было ни одного объяснения, ЗАЧЕМ ВЕЛЕС СЕЙЧАС ПОВТОРЯЕТ СВОЁ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.

Устрашение?

Уже не страшно.

Напоминание?

Уговор Кай пока не нарушил.

Случайность?

В последнее он верил меньше всего.

…

Он больше не видел сиреневых глаз Тори, она отступила, заслоняясь от жара рукой. В темноте на заснеженной дороге раскалённые трещины алели очень ярко. Теперь их разделял разлом шириной не меньше четырёх метров. Одно было ясно — перескочить на сторону Тори он бы уже не сумел.

Кай, оглушённый и ослеплённый, в густом пепле и раскалённом воздухе, пытался найти переход, а девушка напротив него обнимала себя за плечи, не отводя взгляда с его лица.

Велес не появился, но, кажется, вошёл в раж. Переулок рушился на глазах. Факелами вспыхивали столбы. Взрыв снёс лавку с противоположной стороны дороги. Потом накатил дым. Густой серый покров расстелился по улице, превратил сияющий вечер в пылающую жаровню, окаймил горизонты в огонь и мрак, и будто ударной волной с крыши сорвало несколько пролётов шифера. Под ногами прорывались горячие гейзеры, улицу окутало паром.

Кай пятился, судорожно соображая, что можно предпринять. Он боялся, что если отведёт взгляд, то она исчезнет. Тори отступала вслед за разрастающейся трещиной, не произнося ни слова. Сейчас он различал лишь абсолютно чёрный её силуэт. Пламя должно было высвечивать лицо и фигуру, но почему-то нет…

Его обдало дрожью при виде этого бесконечно чёрного, далёкого и глухого силуэта. Думать об этом было некогда, главное, что…

«Да не знаю я, что главное… ВЕЛЕС! Иди к чёрту!», — заорал Кай и упал на колени.

Но Тори всё ещё была рядом, даже в своей безжизненной пугающей черноте.

Он никак не может её потерять… нет, нельзя… никак… не могу. Никогда!

— ТОРИ!

Всё главное в его жизни слилось в это имя.

Она не ответила, но подняла руку.

Затем её поглотил непроницаемый едкий дым.

* * *

Незаметно пронеслась весна. Нет, правильнее сказать, она не пронеслась, а мучительно тянулась, высасывая из Кая последние жизненные силы. В борьбе с холодами и непогодой она никак не могла одержать победу, но в отместку принесла много потерь Древнеграду и его жителям.

И ему лично тоже — он всё же потерял Тори.

Нелепая проделка Велеса разворотила между ними улицу. Глупая сосулька разбила им губы, замешав память о первом поцелуе на кровавом привкусе во рту. Той ночью они добрались домой по отдельности, и, кажется, никто не мог объяснить как. Улица наутро вернулась к прежнему состоянию. А вот их с Тори чувства — нет.

…

Поспав не дольше пары часов, Кай вскочил. Его всё ещё трясло. Едва умывшись, он постучал в квартиру Музы, но Тори дома не было. Муза, не зная о вчерашнем происшествии и больше волнуясь о том, что не смогла убедить её позавтракать, рассказала, что девочка, собрав вещи и поцеловав Музу в щёку, ушла.

Такое случалось и раньше, Тори уезжала к родителям. Но в этот раз Кай знал, дело в другом.

Он весь день прислушивался к голосам из телевизора. О разрушении на Прорезной — ни слова. Значит, Велес пошалил-пошалил и снова незаметно для людей «прибрался».

Проклятый ты Велес…

…

Через неделю Тори вернулась, лицо её, казалось, стало бледнее, глаза суще, руки тоньше. Он хотел обнять её и успокоить. Но по стиснутым губам понял, что нельзя.

Не сговариваясь, они больше не вспоминали о том свидании. Он слышал, что это проходит легко. Но ничего больнее Кай не мог и представить.

Они теперь не смеялись и не гуляли вместе, но при этом взгляды их, самые случайные, примагничивались с чем-то невысказанным. Он утешал себя, приписывая ей страдания и тоску, замечая ответные знаки, но потом объяснял, что их, скорее всего, не было. Кай знал, что стоит им столкнуться в комнате, он по-прежнему заполнял своей тягой к ней всё пространство, внутри него горячо стучали невидимые белые клавиши, но она…

Тори вела себя так, будто они находились в разных комнатах и перекрикивались через стену, лишь передавая друг другу информацию. Без чувств и без особого интереса. Теперь их общение происходило будто через эти «стены», особенно когда они приближались к тому опасному месту под названием «наше настоящее свидание».

Может быть, она ждала, что он рассмеётся, чмокнет её в нос, схватит за руку и, сорвав с вешалки ветровки, утянет за собой на Пейзажную аллею. Там, смеясь и заглядывая в рамы замёрзших художников и в нотные тетради уличных музыкантов, они будут кружить между мольбертами и пюпитрами, и со смехом вспоминать о той дурацкой сосульке. И честить Велеса за его неумение развлекаться менее сокрушительными способами. Но Кай так не умел. Теперь не умел. Не с Тори.

* * *

Весь май он терзался непониманием и осторожно пытался улучить момент для разговора наедине. Это было совсем непросто, рядом с Тори всегда оказывался кто-то из домашних. Но в какой-то счастливый день их всё же оставили один на один.

Это была единственная счастливая его минута — минута «до». Он взял её за руку и шепнул, помнит ли она, что они пообещали друг другу тогда на Прорезной? «Хотя бы попробовать», не больше. В груди его запели белые клавиши, и сладко защемило под ложечкой. Но она ничего не ответила. Это был самый страшный ответ для него. Это был прежний ответ через стенку, без чувств и без интереса: «Не будем больше об этом». И после этого всё остальное превратилось в бесконечные минуты — минуты «после».

Весь июнь он бежал из квартиры на улицу. Больше он не мог оставаться в этих тоскливых стенах настолько один. И первый урок, который он вынес из этого лета — никогда не следует одному бродить по тем местам, где вы были вдвоём. Второй урок — разберись в том, чего ты на самом деле хочешь и сколько готов ждать. И третий — проверь, а способен ли ты на это?

Эти уроки, зазубренные им к началу июля, звучали очень