и не было никакого саркофага, никакого оконца и никаких мощей, а вам, Кай Острожский, всё это просто приснилось.

Аристарх Янович снова сложил руки лодочкой под подбородком и умолк, глядя на Карну с таким видом, будто завершил лекцию перед студенческой аудиторией и ожидал вопросов.

Она кивнула ему и спросила:

— Как вы считаете, могли бы к княгине относиться такие слова: «Язычница, чей дух не упокоен, рукою деспота навек заточена, лишь может разомкнуть цикл злонаследия, что бременем лежит на череде потомков. …»

— Хм-м… Очень интересно… о каком же бремени речь? Сказать по правде, если искать в периоде с десятого по одиннадцатый век, я не нахожу более подходящего персонажа для этих строк… — академик Собески выглядел совсем счастливым. — Кстати, если догадка о тридцать седьмом годе верна, то и упомянутая «рука деспота» совершенно однозначно указывает на период расцвета сталинского террора. Очевидно, она была «заточена» по его приказу.

Кай зачарованно слушал академика. И тут Каю наконец удалось поймать ту мысль, которая будто муха зудела в его голове и никак не хотела оформиться в вопрос. Повесть… повесть временных лет… повесть… перечитай повесть времён…

— Каргер говорил перечитать повесть… Что если это было именно о «Повести временных лет»? — проговорил он рассеянно и тут же понял, что сказал лишнее.

— Каргер?!! — академик Собески чуть не подпрыгнул на кресле. — Вы говорите Каргер? Константин Михайлович, я правильно понял?

Муза Павловна молча кивнула.

Аристарх Янович обвёл взглядом всех присутствующих с таким торжествующим видом, будто собирался раскрыть им тайну века:

— Каргер К.М. руководил группой славяно-русской археологии, он и был тем археологом, который проводил в тридцать седьмом раскопки в Десятинной церкви. В его трудах детально описан найденный ими каменный ящик со скатной крышей с оконцем в крышке. Каргер Константин Михайлович и его группа были последними, кто видел эту реликвию воочию. После этого по неизвестным причинам их исследовательская группа была расформирована, а сам Каргер по доносу некоего Кауля был отстранён от работы и исчез на долгие годы, оставив своих студентов, среди которых был и ваш покорный слуга. Тогда же и был утрачен саркофаг. Каргер, кстати, в 40-50-х копал и подворье Софийского Собора. Если кому и известна судьба княжеских саркофагов, то только Каргеру! Вот мы и подобрались к деталям… — академик смотрел на Кая новыми глазами.

Если до этого в нём боролись остатки сомнений, то теперь под магическим действием имени Каргера они совсем развеялись.

Кай почувствовал, что они на правильном пути.

«Что я за тупица…» — отругал себя Кай в очередной раз.

Ведь Каргер оставил ему подсказку на плакате с памятником святой Равноапостольной княгине Ольге. Там же говорилось — первой она войдёт в царствие небесное от Руси! Первая! Надпись была высечена на камне и обведена Каргером. Это слово несколько раз встречается в Пути. Они никак не могли понять, кто эта «первая» и кто «последний» из Пути. Вместе с Тори они даже поехали на Михайловскую площадь, чтобы получше всё рассмотреть. На памятнике была и вторая табличка — «Дар Государя Императора городу…». Может и цари имеют какое-то значение для его Пути?!! Нет. Это слишком. Там ещё скульптура Андрея Первозванного, и Кай так и не нашёл связи с его именем. Вернее…

Здесь он врал себе. Было упоминание… На стрелке. Тогда в телевизоре он услышал слова папы римского об апостоле Андрее. Тот был здесь в первом веке. И принёс свет. Фигурально или… или в прямом смысле принёс? И свет как категорию духа или как корпускулярно-волновой свет?

Он замотал головой, как бывало делал Рагнар. Нужно ли всё принимать так дословно? На плакате были ещё Кирилл и Мефодий, славянские просветители, создатели алфавита и литературного языка… Что в них-то? Кроме жирного намёка — НАЧНИ ЧИТАТЬ…

Кай вытер испарину на виске.

Он не мог избавиться от ещё одного сомнения, которое и поспешил высказать:

— Но ведь вы сами сказали, что к моменту смерти она… то есть княгиня Ольга уже приняла христианство, как же Велес мог назвать её язычницей?

— Деталей всё больше… Однако же удивительный у вас круг знакомств, Кай Острожский, — усмехнулся Аристарх Янович. — Сперва Каргер… Теперь Велес… Многое бы я отдал за возможность пообщаться с Велесом. Это ваш источник?

Кай что-то невнятно пробубнил в ответ. Но академик продолжил сам:

— Видите ли… Есть во всей этой истории червоточинка… Летопись не называет причин, по которым Ольга решила посетить Константинополь — столицу Византии, колыбель христианской веры. Они могли быть разнообразными: от необходимости обновить договор, заключённый покойным князем Игорем, до поиска выгодного брака для сына. Греческие летописи свидетельствуют, что по пути туда Ольгу сопровождал племянник и сорок три купца. Это наводит на мысль о переговорах по торговым делам или о подборе знатной невесты. И тут — БАЦ! — главным результатом её визита в веках стало принятие Ольгой Христовой веры.

А теперь самое интересное: существует легенда о том, что Ольгу лично крестили император Константин VII Багрянородный с патриархом Феофилактом. Та же «Повесть временных лет» содержит байку о том, как мудрая Ольга перехитрила византийского царя. Тот, подивившись её разуму и красоте, захотел взять Ольгу в жёны, но княгиня отвергла притязания, сыграв на том, что не подобает христианам за язычников свататься. Тогда-то и крестили её царь с патриархом. А когда царь снова начал домогаться руки и тела княгини, та напомнила ему, что теперь она царю приходится дочерью, крёстной дочерью. Император, признав красоту игры и хитроумие княгини, отступил, богато одарил её и отпустил домой…

…

Кай в какой-то момент перестал воспринимать информацию. Из всего, что Кай запомнил на уроках Истории выходило, что достоверность этой «Повести» при малейшем сопоставлении с другими оригинальными источниками часто трещит по швам. Но на деле, не существовало никаких первых настоящих-пренастоящих оригинальных источников. Начинал хронику писать один дьяк, годков через пять продолжал другой придворный летописец, за казнённым вторым появлялся третий, за помершим третьим появлялся кто-то дюже критичный к изложенному до него, и в общем, пока набирался объём лет в тридцать, первоначальный пергамент, за ветхостью и злокозненностью антигосударственной деятельности мышей, можно было переписывать. Потому и нет никакого «оригинала».

Привирали так же и сами летописцы, угождая своим владыкам, ну то меньшее зло. Кроме того, древние историографы были весьма неточны в изложении. Погрешность от пятидесяти до ста лет в таких вопросах дело обычное, переписчики летописей приправили эти неразборчивые рукописи где отсебятиной, а где и просто похожими, но бессмысленными письменами (например, древне-каллиграфичное «мэ» не отличить от «жэ»).

…

Академик