слишком хорошо помнил, как выглядели узоры на поверхности саркофага. Он не подходил близко и не рассматривал. Что до цвета мрамора, то он мог и ошибиться, потому что сверху на постамент лился зелёный свет. Но внутренний голос подсказал ему, что мрамор был розовым.

Продолжая подбирать слова с тем, чтобы не выдать источник информации, он сообщил:

— Мрамор розоватый, кажется. На боковой стенке саркофага какой-то рисунок, что-то похожее на сплетение крестов с листьями. А на торце изображено восходящее солнце…

— …и лестница, — холодно закончил за него академик.

— Да, — просто кивнул Кай, — и лестница.

Аристарх Янович снова откинулся на спинку кресла, утонув в его мягких складках, и перевёл взгляд сузившихся глаз на дочь:

— Ты решила меня разыграть? Бросить кость старому дураку?

— Нет… о чём ты? — Тори слегка испугалась.

— Вы описали мне хрестоматийный объект, утраченный в начале столетия.

— Но…

— Не перебивай, — в голосе Аристарха Яновича зазвенел академический металл.

— Да, пап…

— Этот объект упоминается во всех учебных пособиях по медиевистики и возглавляет позорную опись утраченных человечеством реликвий. Его безуспешно разыскивают историки, археологи, государственники, церковники, авантюристы и даже наследники.

— Но…

— Я говорю!!! — рявкнул Аристарх Янович. — По достоверным источникам в последний раз его видели в начале века во время раскопок Десятинной церкви в Древнеграде.

— О чём ты говоришь, папа, мы не понимаем, — совсем тихо спросила Тори.

— О мощах святой Равноапостольной княгини Ольги, о чём же ещё? — прогремел академик Собески, поднимаясь на ноги и выходя из-за стола. — Голову мне морочишь? Права была мать… а я защищал!

Кай никак не рассчитывал на такой поворот событий.

— Послушайте, Аристарх Янович, это совсем не розыгрыш.

Отец Тори продолжал расхаживать по кабинету. Несмотря на свой маленький рост и объёмный живот, он выглядел грозно, глаза его недобро буравили гостей.

Кай постарался унять волнение и продолжил:

— Мы не читали про медиевистику… но есть описание этого места, очень чёткое. Мы смогли бы его узнать, если нам немного подсказать.

— Каким образом вы получили описание? — резко бросил Аристарх Янович, не поворачивая головы.

— Посредством видений, — спокойно произнесла Муза Павловна.

Академик остановился, сплёл руки на груди и перевёл взгляд на потолок. Несколько секунд он раскачивался с пятки на носок, а потом скосил глаза к Музе и спросил:

— Вы сами себя слышите?

— «Бойтесь испытывать умом то, чему надо верить», — к Музе Павловне вернулось её обычное самообладание. — Это не мои слова. Мне их сказал Епископ Серафим Звездинский в августе 1937 года, перед расстрелом в ишимском лагере.

— Вы тогда ещё не родились, голубушка! — хохотнул Аристарх Янович. — И вообще, простите… я не знаю, почему я Вас так назвал… это не моё слово. «Голубушка…» — он покатал слово на языке, будто пробуя его на вкус, и развёл руками.

Муза Павловна медленно расстегнула пуговку на манжете блузы и закатала рукав. На внутренней стороне руки виднелись четыре расплывшиеся буквы: «Ч.С.И.Р.».

— Вы хорошо знаете историю. Мне не нужно объяснять вам, что это такое.

По лицу Аристарха Яновича было ясно, что ему не нужно объяснять, что это такое:

— Член семьи изменника Родины… Но как?!!

— Просто поверьте.

Отец Тори переменился в лице.

— Я официальный представитель официальной науки. Я её глас и око. Я стою на страже её чистоты, борясь с квазитеориями и псевдодевиациями, которые паразитируют на теле науки и ведут к деформациям её ценностного ядра, — он потряс руками в воздухе.

— Аристарх Янович, но если благодаря нашим данным этот саркофаг найдётся именно в том месте? Что скажет официальная наука? — Муза застегнула рукав.

Академик снова уставился в потолок. Неожиданно в комнату с подносом вошла прекрасная хозяйка дома. Она подошла прямиком к Каю, и пока он брал единственную чашку с блюдцем и насыпал сахар, очень пристально его рассматривала. Он отпил глоток, но она ещё какое-то время не отходила, и Кай в смущении поднял на неё глаза.

«Спасибо», — с опозданием выдавил он, и мама Тори вышла из комнаты, никому больше ничего не предложив. Академик проводил её удивлённым взглядом, но промолчал.

Каю на миг стало не по себе. Это было очень неожиданное чувство… Сидя перед трескучим камином, Кай вдруг ощутил, как по хребту пробирается дрожь. Ему показалось, что холод, поселившийся в этом доме не изгнать даже дюжине каминов, пылающих день и ночь.

— Хорошо, допустим, — чуть остыв, хозяин кабинета прошёл к своему креслу, уселся и снова сложил руки лодочкой под подбородком. — Я хочу знать всё.

Все четверо отрицательно замотали головами.

Он примирительно поднял руки.

— Хорошо, я просто хочу знать больше, Продолжайте, Кай Острожский, не пренебрегайте деталями.

Им оставалось только принять правила игры, навязанные академиком. Кай начал свой рассказ с тоннеля. Описал пещеру, снова саркофаг и постамент. Рассказал о телах погибших там людей и поделился выводами деда Егора о форме сотрудников НКВД.

Взгляд академика исполнился интересом. Всё же любопытство возобладало над недоверием.

— Звучит весьма правдоподобно. В данном случае я могу сообщить вам информацию, которой располагает наша Академия Наук. Саркофаг княгини Ольги бесценен. Даже коммунистическое непроходимое пренебрежение к нашим корням не оправдывает версию о его случайном исчезновении.

Академик вновь соскочил с кресла и подошёл к книжному стеллажу. Он почти сразу нашёл нужный ему том и вернулся с ним к столу.

— Самые первые упоминания об упокоении княгини Ольги можно найти в небезызвестной «Повести временных лет», практически во всех её списках, за малыми расхождениями в изложении. Они на удивление скупы, но содержат упоминание о том, что княгиня Ольга была похоронена в 969 году по христианскому обряду, завещав не совершать по ней тризну.

— Что это значит, пап? — спросила Тори.

— Эм-м, да, конечно. Тризна — это, так сказать, развесёлые языческие поминки. Часть погребального обряда у восточных славян из песен, плясок, пиршества и военных состязаний в честь покойного. Всё это проходило непосредственно рядом с местом погребения после сожжения покойника. Ольга не дала себя сжечь, а велела похоронить в земле. До этого момента всё понятно?

Кай, Тори, Муза Павловна и Карна кивнули.

— Тогда продолжим. В «Повести» имеется короткое упоминание о том, что при святом князе Владимире в 1007 году мощи святой Ольги были перенесены в Десятинный храм Успения Пресвятой Богородицы и положены в специальный саркофаг, в какие принято было класть мощи святых на православном Востоке. Из этого следует, что именно в ту пору княгиня почиталась святой. Ну и, естественно, это первое упоминание о существовании саркофага. Вот, собственно, и всё, что написал летописец.

Однако в одиннадцатом веке через сто лет после её смерти появилось довольно любопытное свидетельство