– Как зовут свидетеля?

– Кап Капыч, – с готовностью ответила я, потомувидела насмешку в глазах Слезкина и поправилась: – Петр Капитонов, мой коллега‑журналист.

Капитан Слезкин вполголоса пробормотал все, что он думает ожурналистах. Я сделала вид, что не слышала, и попросила у подполковника стаканводы. Пока я пила воду маленькими глотками, Слезкин вышел и вернулся с каким‑томужчиной, у которого были очень испуганные глаза. Я сразу поняла, что этоБерезкин.

– Гражданка Петухова, повторите ваше заявление.

Я заявила, что некто, представившийся Березкиным, звонил мневчера в редакцию и назначил встречу в квартире на Седьмой Советской. Березкинобреченным голосом ответил, что он мне не звонил. Голос его был не похож наголос звонившего, о чем я не преминула сообщить подполковнику Пеночкину.

– Увести! – распорядился он насчет Березкина ипоглядел на меня очень серьезно.

– Я плохо о вас думал. Я считал, что у вас совсемотсутствуют тормоза, но оказалось, что здравый смысл все же у вас есть. Все это– грандиозная подстава. Некто звонит вам и представляется Березкиным. Выприходите на квартиру, которую он снимает под собственным именем, после чего вквартиру по вызову приезжает милиция и находит ваш труп. Все очень логично: выраздули кампанию против Березкина и за это он вас убил.

– Ой! – вскрикнула я, воочию представив себе такуюкартину.

– Но у вас хватило ума не соваться в туквартиру, – продолжал подполковник Пеночкин, – с чем вас ипоздравляю.

– А кого же они тогда убили? – слабым голосомспросила я.

– Кто «они»? – сурово осведомился подполковник.

– Не знаю, – прошептала я, не могла же я назватьему Петра Ильича, он решит, что я помешалась от страха!

– Вот, поглядите на фото. – Пеночкин разложилпередо мной снимки.

Женское неживое лицо с чуть раскосыми глазами, красивое дажев смерти…

– Ой! – закричала я и вскочила, опрокинувстул. – А я же ее видела! Видела в кафе, перед тем, как умер Ахтырский, итогда, на лестнице, когда шла в квартиру к Лике!

– Вы уверены?

– У меня очень хорошая память на лица, этопрофессиональное, – уверила я подполковника.

– Ладно, мы тут по своим каналам разберемся, –пробормотал он, – а вы пока можете быть свободны…

На улице я хотела позвонить Никите, но потом решила этого неделать. Он страшно разволнуется за меня и вообще запрет в своей квартире, мнеже нужно было проследить за Петром Ильичей. Страх куда‑то прошел, ячувствовала, что дело идет к финалу всей истории. Каким он будет, этот финал,кто победит, оставалось неясным.

Я спешила к дому, когда за моей спиной раздался негромкийголос:

– Саша, постойте!

Обернувшись, я увидела Петра Ильича. Он догонял меня, тяжелодыша и держась за сердце, в общем, изо всех сил изображая старческую немощь.

– Саша, постойте! – повторил он, преодолеваяодышку. – Мне вас не догнать, возраст, знаете ли…

– Здрассте! – буркнула я. – Давно невиделись…

Видимо, на моем лице отразилось все, что я думала о немсамом и о его возрасте, потому что он резко перестал задыхаться и сказалспокойно, решительным голосом:

– Зайдем на минутку в кафе, нам с вами есть о чемпоговорить.

Я оглянулась. Мы стояли возле входа в одну из недавнооткрывшихся кофеен с приятным современном интерьером и большим выбором сортовкофе – от простого эспрессо до изысканных латиноамериканских смесей. Что‑тослишком много кофе я пью в последнее время, как бы здоровью не повредить…

Захотелось послать старика подальше, но потом у менявозникла интересная мысль, и я, кивнув, шагнула к дверям кофейни.

– Возьмите мне кофе по‑венски, – капризнымтоном сказала я Петру Ильичу и села за угловой столик.

Пока он возле стойки делал заказ, я открыла свою сумку и,делая вид, что роюсь в косметичке, включила служебный диктофон.

Петр Ильич вернулся к столику, откинулся на спинку стула иуставился на меня, иронично прищурившись.

– Мне кажется, Сашенька, – начал он, немногопомолчав, – вы себе напридумывали каких‑то ужасов…

Ого, это интересно! Оказывается, старый негодяй что‑топронюхал и забеспокоился. Откуда он узнал, что я кое‑что узнала?

– А мне кажется, – ответила я ему в тон, –что я ничего не выдумала. По‑моему, в нашем с вами случаедействительность покруче любой выдумки.

– Неужели? – Петр Ильич издевательскиусмехнулся. – А мне кажется, у вас просто очень богатая фантазия. Я всеголишь пожилой человек, которому очень нравится ваша очаровательная матушка, атакже небезразлична и ваша судьба…

– А так же судьба Новоапраксинского химическогокомбината, – продолжила я его фразу.

Честное слово, Петр Ильич чуть заметно вздрогнул. Я этозаметила, но диктофон, к сожалению, таких нюансов не фиксирует, а Петр Ильичсовершенно справился со своим волнением и спокойно ответил:

– Понятия не имею, о чем вы говорите!

Я надеялась спровоцировать его на признание в причастности ктворящимся вокруг криминальным событиям и записать это признание на магнитофон,но старый хитрец выворачивался из моих, рук, как угорь.

– Может быть, вы вообще никогда не были вНовоапраксино?

Петр Ильич пожал плечами и абсолютно равнодушно ответил:

– Кажется, я слышал это название… но и только.

– Но вас там видели! – пошла я на очевидный блеф.

– Людям свойственно ошибаться, – старик сновапожал плечами, – тем более что внешность у меня самая заурядная,перепутать с кем‑нибудь ничего не стоит. И вообще, Сашенька, что у вас замания, вы как будто пытаетесь меня в чем‑то уличить… Неужели вы считаетеменя своим врагом? Честное слово, я желаю вам только добра!

Да, в особенности вы желали мне добра, когда пыталисьзаманить на Седьмую Советскую. Кстати, вы правы относительно своей зауряднойвнешности, вас на самом деле нетрудно с кем‑нибудь перепутать, но вот утой девушки, которая была убита в квартире Березкина, внешность запоминающаяся.Ее не спутаешь ни с кем! И я вспомнила, что видела ее дважды: за несколькоминут до смерти Ахтырского в кафе «Марко Поло» и через четверть часа послеубийства Лики Кондратенко – в ее подъезде. Интересное хобби было у покойной –ее так и тянуло к чужой смерти! Да только вот и своя не заставила долго ждать…Я вам скажу, Петр Ильич, при таком хобби нельзя иметь запоминающуюся внешность!

Я здорово разозлилась и выпалила свой монолог, пожалуй,слишком громко и темпераментно, так что на нас начали оглядываться из‑засоседних столиков, но меня больше интересовала реакция собеседника, и я несводила глаз с его лица. Надо сказать, во взгляде Петра Ильича на какое‑товремя появилась растерянность, кажется, он не ждал от меня такой догадливости.Еще бы, он‑то был уверен, что я полная дура и никогда не смогу мыслитьсамостоятельно. Однако потом в его глазах что‑то изменилась, он бросил мимолетныйвзгляд на часы и явно успокоился, приняв какое‑то решение.