Он отвернулся и размашисто зашагал по склону. Нина смирилась, что с разговорами ничего не выйдет. Шла, опустив голову к тропе, стараясь не наступать на острые края камней.

Галактион опять пожаловался на голод.

Джазим бросил на него насмешливый взгляд:

– Мужчина не ноет, как младенец.

Парень насупился. Нина на ходу отвязала платок с корзинки, нащупала медовые орехи, завернутые в промасленную ткань. Вроде сухие, значит, пролившиеся снадобья их не намочили. У нее и самой от голода живот подводило. Сунула пару орехов в рот, два вытряхнула на ладонь, остальное отдала Галактиону. Догнала Джазима, протянула ему крупные, покрытые жестким коричневатым слоем засохшего меда, орехи. Он глянул на угощение, на жующую Нину и Галактиона, остановился. Взял один, понюхал. Убрал закрывающую нижнюю часть лица ткань и захрустел лакомством, чуть прикрыв черные глаза в обрамлении густых ресниц. Только тут заметила Нина, как он молод еще. Может, на несколько лет всего старше Галактиона, а уже воин.

Джазим почтительно поблагодарил аптекаршу за угощение, но от второго ореха отказался. Нина спрятала лакомство обратно в корзину, забрав остатки и у Галактиона. Мало ли, где и сколько еще им бродить придется.

Там, где тропа расходилась надвое, Джазим остановился. Отвязал от пояса два мешка из плотной холстины, протянул спутникам.

– Наденьте на голову. Никто из непосвященных не должен знать дорогу.

Нина и Галактион замешкались, посмотрели друг на друга растерянно. Но все же накинули мешки. Джазим вложил им в руки узлы веревки. Чуть дернул за нее, они пошли за ним.

Шли осторожно, боясь споткнуться, но дорога пошла ровнее, камней на ней стало меньше. Понятно было лишь, что идут они под уклон.

Шли так недолго. Хрустящий от свежести горный воздух сменился запахом костра, еды, человеческого жилища. Джазим наконец их остановил и велел снять мешки.

Нина устала, опустилась на ближайший камень поспешно. У нее кружилась голова и подкашивались ноги.

Крохотная долина была окружена невысокими горами. Несколько простых домиков, широкая расчищенная площадка с бревнами, толстыми веревками и лестницами.

Джазим не дал Нине рассиживаться. Подошел, жестом поманил за собой. Галактион было за ними двинулся, но тут уж Нина его остановила.

– Дело тайное, ты тут подожди. И слушай – позову, ежели что.

Парень обиженно нахмурился, руки в бока уставил. Но Джазим указал ему на двоих мужчин, что колдовали возле уличного очага, сложенного из камней. Оттуда тянуло запахом мясной похлебки и специй. Галактион проводил Нину и ее спутника беспокойным взглядом и, вздохнув, направился к очагу.

Над дверью стоящего в центре домика была приколочена доска с надписью, выведенной арабской вязью. Джазим подошел, с порога почтительно поприветствовал хозяина дома. Они перебросились парой фраз, и молодой воин показал жестом, что Нина может войти.

Она, глубоко вдохнув, шагнула внутрь. Джазим опустил за ней тяжелую шерстяную занавесь. Масляные светильники отбрасывали неровные тени на стены. Мужчина, сидевший на низкой скамье, покрытой ковром, встретил ее молчанием.

Нина не посмела первой завести разговор. Молчала, из-под полуопущенных ресниц разглядывала хозяина. Не стар, но в почтенном уже возрасте. Тело крепкое, сильное. Смуглое худое лицо, вокруг глаз будто тонкая паутина из морщин наброшена. Борода не длинная, подстрижена скорее на ромейский манер, чем на арабский.

Наконец учитель произнес густым, по-восточному тягучим голосом на греческом языке:

– Мне передали, что у тебя ко мне важное послание. Скажи мне, женщина, кто ты и что заставило тебя покинуть большой город и прийти к нам? – небольшой акцент лишь украшал его речь, выделяя слова.

– Благодарю тебя, почтенный учитель, что согласился меня выслушать. Я Нина-аптекарша из града Константина. Дело у меня тайное, и все мои чаяния – на твою помощь. – Она торопливо достала из пояса амулет и протянула его собеседнику.

Прежде чем она успела что-либо спросить, мужчина резко поднялся и взял у нее блеснувшую в свете огонька вещицу.

Он посмотрел на Нину:

– Как этот знак попал в твои руки?

– Ко мне в аптеку дополз раненый, да умер у меня на руках, – Нина начала объяснять. – Не спасти уже его было – порез глубокий, нож нутро пронзил. А умирая, меня он просил найти предмет один, вещицу ценную. Только где найти – не сказал. Не сумела я его спасти, умер несчастный. А на руке у него был рисунок набитый, вот как амулет этот с виду.

Она вздохнула и продолжила:

– Я же Митрона-водоноса попросила подсобить и помочь мне раненого в аптеку занести. Я уж потом сообразила, что, может, водонос и украл ту вещицу. Или убийцу видал. Водоносы – они же первые на улицах появляются. Не сразу я до этого додумалась, сперва-то хозяина найденного ножа искать кинулась. А когда к Митрону пришла про украденное спросить, то нашла его убитым, – голос ее дрогнул. – Я вот думаю, что один душегуб и Никанора, и Митрона потом убил. Там и нашла я этот амулет. Как увидала, вспомнила про рисунок на руке у Никанора. Поспрашивала знающих людей, они мне и рассказали про Зульфикар и школу твою.

Нина растерянно замолчала. Только сейчас в голове застучала мысль, что Митрона сами фатимиды и убить могли. Амулет свой, верно, искали. И Никанора тоже. И кольцо тут ни при чем. А она и амулет принесла сама, и про их убежище узнала…

Вот правильно Никон говорил, глупая она женщина! И Галактион с ней увязался. Теперь оба пропадут!

Нина даже дышать перестала от страха.

Учитель молча разглядывал аптекаршу. У нее по спине как мураши пробежали, опять стало холодно. Нехороший у него был взгляд. Будто перед разделкой барана у мясника, когда он смотрит, как лучше начать, чтобы меньше труда потратить.

Но мужчина встал, подошел к углу комнаты, отодвинул что-то с пола и поднял небольшую крышку. Разогнувшись, он протянул Нине крохотный ларец. Она шагнула вперед, взяла ларец дрожащими руками. Подняла глаза на учителя, но спросить боялась.

Он сказал сам:

– Никанор просил отдать это тому, кто принесет наш знак. Я поклялся кровью предков.

Нина опустилась на плотно набитый тюфяк напротив учителя. И вовремя, ноги ее уже не держали от волнения.

Она осторожно попыталась открыть ларец. Крышка поддалась не сразу. Аптекарша достала сверток из тонкой льняной ткани, пожелтевшей, с оборванными нитями, щекотящими ладонь. Внутри лежало потемневшее от времени серебряное кольцо.

Нина дрожащими пальцами поднесла его ближе к свету. Надпись, вырезанная на мрачном серебре, была едва различима. Этот язык аптекарша не знала. Выдохнув и мысленно вознося молитву Богородице, Нина