– И в последнее время – особенно?

– Да. В последнее время – особенно. Он уговаривал меняпрекратить обман и мистификацию, признаться и подписывать книги именемнастоящего автора.

– А вы?

– Я не соглашалась. Поймите, Константин Михайлович,такие саморазоблачения никому не нужны. Те женщины, которые читают и любятроманы Параскевича, почувствуют себя обманутыми. Они любят Леонида, а не меня.Им нужен кумир. Как же можно его вот так взять и отнять? Молоденькие девочкимечтают о нем, спят, положив под подушку его книги. И вдруг окажется, что всеэто написал не молодой красавец, чью фотографию они видят на обложке и вкоторого тайно влюблены, а женщина, да еще его жена. Мои романы никто не будетни издавать, ни покупать. Это уже будет все совсем другое.

– Я вас понимаю, – мягко сказал Ольшанский. –Но вернемся к вашему мужу. Он очень страдал из-за этого?

– Очень. И чем дальше – тем больше. Он стал самому себеказаться никчемным, бездарным, говорил, что присвоил себе мою славу и живетфактически на мои деньги. И еще он очень переживал из-за того, что не можетвыгодно продавать мои рукописи. Ведь все переговоры издатели вели с ним, а несо мной, он – автор, а на меня они даже не смотрели. Я бы, конечно, ни за чтоне соглашалась на те деньги, которые они платили, меня они не сумели быразжалобить, но Леня… Он не мог им отказать, у него был такой характер. Итребовать повышения гонорара не мог. А я не могла вступать с издателями впереговоры, иначе мы разрушили бы имидж. Ну что это за писатель, который ходит поиздательствам, держась за юбку своей жены? Несерьезно. Мы ссорились из-заэтого, Леня клялся, что это в последний раз, что больше он ни за что не пойдетна поводу у слезных жалоб и просьб, но я отдавала ему новую рукопись, он шел виздательство – и все повторялось. А в последнее время он все чаще сталговорить, что не просто живет на мои деньги, но и обкрадывает меня, потому чтоиз-за своего слабодушия лишает меня больших гонораров. Если бы я только знала,что он из-за этого может наложить на себя руки, я бы, конечно, согласилась вовсем признаться. Но я была уверена, что это временное, что это скоро пройдет.Неужели он действительно?..

– Не знаю, Светлана Игоревна, – вздохнулследователь. – Но хочу понять. К сожалению, выяснить это точно сейчас уженевозможно.

– Поговорите еще раз с этой женщиной, с Людмилой. Можетбыть, она все это выдумала? Бред больного воображения?

– Это невозможно.

– Почему?

– Она умерла.

– Как… умерла? – пробормотала Светлана побелевшимигубами. – Отчего?

– Отравилась. Покончила с собой. Написалачистосердечное признание и выпила яд. Вот такие грустные у нас с вами дела,Светлана Игоревна.

– Что же, выходит, по-вашему, Леонид решил уйти изжизни, но у него не хватило на это мужества, и он попросил ее застрелить себя?Нет, не верю.

– Но больше нам с вами верить не во что. Исиченкодетально описала все, что произошло. Это мог сделать только человек, которыйсам совершил преступление. Она сказала, в какой одежде была в момент убийства,и на этой одежде обнаружены частицы пороха. Это значит, что человек, одетый вэту одежду, стрелял из огнестрельного оружия. Она описала машины, которыеподъезжали к вашему дому, пока она ждала Леонида. Она даже описала коробку, вкоторой ваш муж оставил для нее пистолет. Кстати, вы не знаете, откуда у него пистолет?

– Не знаю, – удрученно покачала головойСветлана. – Но все равно я не верю.

– Может быть, вы и правы, – согласился с нейОльшанский. – Может быть, ваш муж и не просил Людмилу об этом. Она убилаего сама, по собственной инициативе. Может быть, просьба вашего мужа ей простопривиделась, пригрезилась. То, что она была психически нездорова, сомнению неподлежит. Но, так или иначе, Леонида Параскевича убила именно она. И нам с вамипридется этот факт признать.

– Господи, как чудовищно… – прошептала Светлана. –Как страшно.

Всю неделю после выборов Сергей Николаевич Березин малобывал дома, уходил рано утром и возвращался вечером, обычно не один. Онобъяснял Ирине, что через месяц старая Дума сложит свои полномочия и вновьизбранные депутаты приступят к дележу мест, кресел и должностей. К этомуследовало готовиться заранее, объединяться в блоки, прорабатывать кандидатуры,продумывать стратегию парламентской борьбы при избрании спикера и председателейкомитетов. В то же время Березину как депутату нельзя было больше заниматьсябизнесом, и ему нужно было свернуть свое участие в коммерческих предприятиях,получить свою долю и с честью выйти из денежной игры. Одним словом, работапредстояла большая, и Сергей Николаевич погрузился в нее с головой. Кроме того,он не забывал и о популярности, поэтому почти ежедневно в их доме были гости –то товарищи по партии, то представители прессы, то просто старые друзья изнакомые Березина. Конечно, Сергей Николаевич всегда звонил Ирине ипредупреждал, что выезжает и приедет не один, но все равно она была впостоянном напряжении, потому что понимала: даже если он предупредит ее за часдо приезда, она не успеет обеспечить ему такой прием, какого он требует,поэтому все должно быть готово заранее, чтобы за оставшийся час только накрытьна стол, «сделать красиво» и разогреть блюда.

– Ира, – возбужденно говорил ей Березин, –твои кулинарные способности натолкнули меня на мысль о русском стиле. Этоблестящая идея. Я не собираюсь играть в русофила и великодержавного шовиниста,но политик, который не столько ориентируется на Запад, сколько черпает силу вчем-то традиционно русском, должен вызывать симпатию. Если бы я был толстым илоснящимся, то походил бы на купца, который увяз в русофильстве только лишьпотому, что толщина щек закрывает ему обзор и не дает широко раскрыть глаза. Ау меня внешность вполне европейская, я езжу на хороших дорогих машинах и ношухорошую дорогую одежду, у меня молодая стройная жена, и слегка русифицированныйстиль быта придаст неповторимость и изюминку моему образу. Как ты считаешь?

Она ничего такого особенного не считала, потому что вполитике не разбиралась и интереса к ней не испытывала. Но в то же времяпомнила: у нее с Сергеем договор. Обоюдно выгодный договор, согласно которомуон получает приличную жену, а она вырывается из цепких лап Рината –профессионального сутенера, эксплуатировавшего своих девочек, как рабынь нахлопковых плантациях. Березин свою часть договора выполнил, при помощи ВиктораФедоровича сделал так, что Ринат теперь Ирине не страшен. Вот и она должнавыполнять свою часть – играть роль такой жены, какую хочет иметь СергейБерезин. Поэтому каждый день в доме были борщ с пампушками, пироги, кулебяки,мясо молочного поросенка, холодец. Но все это, разумеется, не отменяло и европейскихнапитков и закусок. Ирина занималась ведением хозяйства с удовольствием,перечитывала кулинарные книги, выискивала все новые и новые рецепты, смелоэкспериментировала, каждый раз с робким удивлением убеждаясь в том, что у нееопять все получилось отменно, и, несмотря даже на то, что в описании технологиибыло место, которого она не поняла, она чисто интуитивно сделала все правильно.Ей нравился запах, исходящий от разогретой раскаленным утюгом ткани, когда онагладила постельное белье или сорочки Березина. Ей нравилось каждое утро, послетого как Сергей уйдет, убирать в квартире, вытирать пыль, пылесосить паласы имягкую мебель. Однажды, войдя в спальню и принявшись за ежедневную уборку, оназадумчиво присела на край неубранной постели, потом прилегла, уткнувшись лицомв подушку, на которой спал Березин. От подушки исходил едва различимый запахего кожи и волос, тонкий и приятный. Точно так же пахло от него, когда онприходил вечером не один и при всех целовал Ирину в щеку и в краешек губ.Несмотря на связавший их смертный грех, ей все больше нравился этотпривлекательный мужчина, спокойный, деловой, сдержанный. Она и не думалаобижаться на некоторые его замечания и порой оскорбительные выпады, потому чтопонимала: общего греха на них – поровну, а она, кроме того, еще и шлюхой была,тогда как Сергей вел жизнь достойную и порядочную во всех отношениях.