что-то такое в ней все же было.

Старик тем временем посерьезнел и проскрипел:

– Все, шутки кончены. Говори, где этюды!

Я молчала.

Передо мной был тяжелый выбор: если он узнает, где спрятаны этюды, если получит их – я ему больше не нужна и он избавится от меня… причем мне повезет, если моя смерть будет легкой. Но если я ничего не скажу, он снова станет меня пытать…

И он тут же подтвердил мои мысли.

– Я думал, как заставить тебя говорить, – проскрипел он, – у меня, как ты видела, богатый выбор пыточных принадлежностей, которые могут развязать язык кому угодно. Выбирай не хочу. Есть и «железная дева», и кресло еретика, и дыба… но я подумал, что все эти инструменты безнадежно устарели – сама понимаешь, Средневековье! Кроме того, они требуют тяжелой физической работы, от них много крови и грязи. Поэтому я выбрал этот самолет и, кажется, не ошибся. Он на тебя хорошо подействовал, так что я, пожалуй, повторю…

С этими словами старик нажал кнопку на переносном пульте, который был у него в руке, и самолет, в котором я сидела, понесся вперед, начал набирать высоту, вошел в мертвую петлю… вот я снова повисла на ремнях вниз головой…

На этот раз старик увеличил скорость, и мне было куда хуже, чем прошлые разы. Мне казалось, что скорость раздавит, расплющит меня, казалось, что внутренности скатились к горлу…

Самолет вошел в пике, перешел на горизонтальный участок.

Я думала, что сейчас он остановится, мои мучения кончатся, – но он уже снова набирал высоту.

Снова я летела вниз головой, едва не теряя сознание…

Наконец после второй мертвой петли самолет снизил скорость и остановился.

– Говори, где этюды! – проскрипел старик.

– Я… скажу… я все скажу, только больше не надо меня мучить… я больше не вынесу…

– Ну так говори же!

И тут у меня появилась идея. Очевидно, после таких полетов вниз головой мозги перемешались и всплыли кое-какие дельные мысли. Обратный эффект.

– Это трудно объяснить словами, – проговорила я, – вы же знаете, я художник, так что мне проще будет нарисовать то место, где они спрятаны. То есть нарисовать план и маршрут. Так вы – или те, кого вы пошлете, – легче найдете то место.

– Ну так рисуй!

– Мне понадобится лист бумаги и карандаш. И еще нужно, чтобы вы освободили хотя бы одну мою руку.

– Ты что-то задумала? – проскрипел старик подозрительно. – Смотри, со мной шутки плохи!

– Вы думаете, я на что-то способна после такого полета? – Я выдавила жалкую, слабую улыбку. – Да я сейчас с осенней мухой не смогу справиться…

Старик еще несколько секунд колебался, но все же решился, вернулся к той карете, где прятался до недавнего времени, и принес оттуда несколько листов бумаги и шариковую ручку.

– Руку! – напомнила я. – Носом рисовать я не умею!

Он достал из кармана шприц, наполненный какой-то белесой жидкостью, взял его в левую руку и поднес к моей шее.

– Если ты только дернешься – я сделаю тебе инъекцию, и ты умрешь быстрой и страшной смертью!

– Смотрите сами не дернитесь, а то уколете меня нечаянно…

– Не волнуйся, у меня руки не дрожат!

И верно, руки у него твердые, несмотря на возраст, раз может работать со сложными игрушками.

Свободной рукой старик расстегнул ремень на моей правой руке.

Я подвигала ею, пошевелила пальцами, восстанавливая кровообращение, затем взяла ручку и начала рисовать. Поначалу получалось плохо, рука онемела и никак не хотела делать то, что нужно. Но постепенно дело пошло на лад.

– Вот это – двор, где находится галерея «Милан»…

– Знаю я этот двор!

– Очень хорошо. Отсюда нужно пройти через арку, вы попадете в другой двор, он с одной стороны огорожен забором, с другой стороны глухая кирпичная стена, а с третьей – нежилой дом… – Я несколькими штрихами набросала второй двор. – И вот тут, в этом углу, находится старая электрическая подстанция. На ее двери висит замок, но он не заперт, только для виду.

Нужно войти в эту подстанцию, там внутри будет такое круглое помещение, в середине – большой железный ящик, а за ним – дверь, тоже железная…

Я наскоро нарисовала внутренность подстанции и крестиком обозначила дверь.

– За этой дверью – лесенка, по ней нужно спуститься, тогда окажетесь в коридоре. Там темно, так что нужно взять фонарь…

– Это понятно!

– Ну, надеюсь. По этому коридору пройти примерно тридцать-сорок метров…

– Примерно? А нельзя точнее?

– Точнее не нужно. Там будет большой ящик, его трудно не заметить. Вот в этом ящике я спрятала папку с этюдами.

Если до этого момента я рисовала достаточно точно, подключив свою прекрасную зрительную память, то теперь я нарисовала какой-то выдуманный ящик.

Старик забрал мои рисунки, снова пристегнул руку ремнями и отступил.

Затем он достал переговорное устройство и проговорил в него:

– Подойди! Есть для тебя работа!

Прошло не больше трех минут, и рядом с нами появился Роман.

Кто бы сомневался! Я уже догадалась, что он работает на впавшего в детство коллекционера! Нашел с кем связаться…

Увидев меня, Роман отвел глаза и преданно уставился на своего заказчика.

– Вот план, который нарисовала твоя подруга. Отправляйся и принеси мне ее работы! Это в подвале около галереи. Что ты мнешься?

– Это в последний раз? Мой долг будет погашен?

– Да, если выполнишь все точно. Хотя… до следующего раза, когда ты снова проиграешься в пух и прах!

Ах вот в чем дело. Оказывается, этот тип играет в карты или во что там еще, потому и выполняет все, что ему прикажет сумасшедший старик.

– Слушаюсь! – Роман взял мои рисунки и пошел прочь.

– Не задерживайся! – крикнул ему вслед старик.

– И не забудь повилять хвостом своему хозяину! – добавила я.

Роман исчез среди бесчисленных каруселей.

– А что со мной? – спросила я.

– А ты будешь здесь ждать, когда Роман вернется. И смотри, если ты наврала… ты знаешь, что тебя ждет!

С этими словами он ушел.

Я немного выждала и разжала правый кулак.

Дело в том, что, закончив рисовать, я незаметно вытащила из ручки шариковый стержень.

Пустую ручку отдала старику, а стержень спрятала в кулаке.

Теперь я захватила стержень двумя пальцами, согнула его и вставила кончик в замок ремня.

Он долго не поддавался, но я повторяла попытки и наконец сумела отстегнуть ремень.

Освободить левую руку мне уже ничего не стоило.

Роман с подручным доехал до галереи «Милан», вошел во двор, но не пошел по дорожке из желтого кирпича, а сверился с рисунком и свернул в темную