Он долго смотрел на цветок. У основания бутонамедленно вырастал крошечный зеленый листочек. Граф перевел взгляд на своеотражение в зеркале. Седоволосый, с морщинками на лице, в свои пятьдесят пятьЭллиот все еще был привлекателен, несмотря на то что каждый шаг причинял емуневыносимую боль. Он уронил трость на пол и левой рукой провел по своей седойшевелюре.

Алекс позвал его – принесли чай. Эллиот досталбумажник, смял цветок и положил в одно из кожаных отделений. Потом медленнонаклонился и поднял с пола трость.

Как в тумане, он смотрел на сына, разливающегочай.

– Знаешь, отец, – сказалАлекс, – я начинаю думать, что все не так уж плохо. Я присмотрелся кРамсею. Конечно, он довольно привлекательный, но все-таки староват для нее. Аты как думаешь?

Какой все-таки великолепный этот гигантскийплавающий железный дворец с маленькими лавчонками, с огромным банкетным залом итанцевальной площадкой, где позже будут играть музыканты!

А его каюта? С ума сойти – у него, у царя,никогда не было такой изумительной каюты на морском корабле. Когда стюардызакончили распаковывать последний чемодан с одеждой Лоуренса, Рамзес засмеялсяот радости, как ребенок.

Когда они ушли, Самир закрыл дверь и вынул извнутреннего кармана пальто стопку банкнотов.

– Этого хватит вам надолго, сир, тольконе стоит никому показывать всю сумму.

– Да, мой верный друг. Этой премудростименя учили еще тогда, когда я мальчишкой сбегал из дворца– Рамзес вновьсчастливо рассмеялся. Он просто не мог остановиться. На корабле были дажебиблиотека и кинозал. Да еще эти технические чудеса в трюме! А вежливые,аккуратные моряки – все как: один с аристократическими манерами – сказали ему,что он может ходить везде, где ему вздумается.

– Ваша монета стоила гораздо больше, сир,просто у меня не было времени торговаться.

– Как говорят твои современники, Самир,не бери в голову. А насчет графа Рутерфорда ты абсолютно прав. Он верит. Точнееговоря, он знает.

– Но опасность представляет не он, аГенри Стратфорд. Может, падение с палубы в шторм будет справедливым решением?

– Но не самым мудрым. Это лишит покояДжулию. Чем больше я узнаю ваше время, тем больше понимаю его сложное ивысокоразвитое понимание правосудия. Оно идет от Рима, но тут есть что-то еще.Мы не будем спускать глаз с мистера Генри Стратфорда. Если его присутствиестанет невыносимой пыткой для его кузины, тогда, возможно, смерть будет меньшимиз двух зол. В любом случае тебе не стоит беспокоиться. Я сделаю все сам.

– Да, сир. Но если по какой-либо причинеэта миссия придется вам не по душе, я буду счастлив убить этого человека своимируками.

Рамзес рассмеялся. Как ему нравится этотпарень: он так искренен, так честен, так терпелив и умен!

– Может быть, мы убьем его вместе,Самир, – сказал он. – А пока мне страшно хочется есть. Когда мыначнем совместную трапезу на розовых скатертях среди этих пальм в комнатныхгоршках?

– Очень скоро, сир, но, пожалуйста,будьте осторожны.

– Не беспокойся. – Рамзес взялСамира за руку. – Я уже получил инструкции от царицы Джулии. Мне можносъесть что-нибудь мясное, немного рыбы, немного дичи, главное – не есть всеодновременно.

Теперь засмеялся и Самир.

– Ты все еще грустишь? – спросилРамзес.

– Нет, сир. И не обращайте внимания намой мрачный вид. Я многое повидал на своем веку, но о том, что происходит сомной сейчас, даже не мечтал. Когда Генри Стратфорд умрет, мне больше нечегобудет желать.

Рамзес кивнул. Он знал, что этот человекникогда не выдаст его тайну, хотя не мог понять до конца подобной преданности имудрости. Не понимал, когда был смертным. Не понимал и сейчас.

Это была роскошная столовая первого класса,уже заполненная господами во фраках и дамами в декольтированных платьях. КогдаДжулия вошла и взялась за спинку стула, Алекс вскочил, чтобы помочь ей. Генри иЭллиот, сидевшие напротив, тоже поднялись. Джулия кивнула Эллиоту, но на кузенадаже не взглянула.

Она повернулась к Алексу и накрыла ладонью егоруку. К сожалению, она не могла заткнуть уши. Генри продолжал злобнонашептывать Эллиоту на ухо что-то об Алексе: мол, каким надо быть идиотом,чтобы позволить Джулии пуститься в это путешествие.

Алекс с потерянным видом уставился в своютарелку. Сказать ему правду? Не время и не место. Она знала, что, будь оначестной с ним с самого начала, Алексу не было бы сейчас так тяжело. Так чтотеперь она должна относиться к нему повнимательнее.

– Алекс, – тихо произнеслаДжулия. – Может быть, я останусь в Египте. Я не знаю, что будет дальше…Милый, иногда мне кажется, что тебе нужен кто-то более достойный тебя.

Алекса не удивили эти слова. Помолчав сминуту, он ответил:

– Разве есть на свете кто-нибудь лучшетебя? Если тебе вздумается жить в джунглях Судана, я последую за тобой.

– Ты сам не знаешь, что говоришь.

Он наклонился вперед и понизил голос дошепота:

– Я люблю тебя, Джулия. Все остальное вжизни я принимаю как само собой разумеющееся. Но не тебя. Ты для меня дорожевсех людей на свете, и я буду сражаться за тебя, если понадобится.

Что она могла сказать, чтобы не ранить его?

Внезапно Алекс поднял глаза. Появились Рамзеси Самир.

На минуту Джулия потеряла дар речи. Рамзес былвеликолепен в отцовской белоснежной рубашке и смокинге. Каждый жест, каждоедвижение его были не менее изящны, чему окружавших его англичан. Он простоизлучал довольство и благополучие. Мелькнувшая на лице улыбка былаослепительна.

Потом началось. Он уставился на голые плечиДжулии, в открытый вырез ее платья. Он не отрывал глаз от крошечной темнойложбинки между полуобнаженными грудями. А Алекс с холодной яростью смотрел наРамзеса. Самир, усевшийся по левую руку от графа Рутерфорда, тоже встревожился.

Все еще не сводя с Джулии глаз, будто ни разудо сих пор не видел ни одной женщины, Рамзес сел слева от нее. Она быстропротянула ему салфетку и прошептала:

– Вот, возьми. И прекрати глазеть наменя. Это бальное платье, так принято! – И тут же повернулась к сидящемунапротив Самиру. – Самир, я так рада, что вы путешествуете с нами!