И еще одно воспоминание настигло его – тихо истремительно, как вероломный убийца Мавзолей, мраморные коридоры, колонны ихрупкая фигурка Клеопатры; она бежит за ним, а он уходит – все быстрей ибыстрей, подальше от тела Марка Антония, лежащего на позолоченной кушетке.

«Ты можешь вернуть его к жизни! – кричалаона. – Ты знаешь, что можешь. Еще не поздно. Рамзес! Дай его нам обоим,Марку Антонию и мне! Рамзес, не отворачивайся от меня!» Ее длинные ногтицарапали его руку.

Он в ярости обернулся, схватил ее за плечи иотшвырнул назад. Она упала и разразилась рыданиями. Как слаба она была, какизмучена, с этими черными тенями под глазами…

Птица скрылась над крышами Лондона. Взошлосолнце, осветив клубящиеся облака странным белесым светом.

Взгляд царя затуманился; сердце бешеноколотилось в груди. Он плакал, как беспомощное дитя. О боги, почему же онрешил, что уже не способен испытывать боль?

Столетия минули в великой немоте сна, и вотего разбудили. Теперь оцепенение прошло, и его снова поджидает жар любви игоря. Эта минута – всего лишь первый привкус страдания. Что же ждет его вбудущем, когда и душа его, и сердце окончательно проснутся? Какие муки ипотрясения?

Рамзес посмотрел на бутылочку, зажатую в руке.Его охватил соблазн бросить склянку на мостовую – пусть драгоценные каплиоросят эту грязную вонючую улицу. А остальные бутылочки он отнесет куда-нибудьподальше от Лондона, туда, где растет трава, и только полевые цветы станутсвидетелями того, как он выльет остатки эликсира на землю.

Но к чему обманывать самого себя? Он знал, какприготовить эликсир! Он запомнил, что было написано на той дощечке. Он не могуничтожить то, что навеки осталось в его памяти.

Самир вышел из кеба, поднял воротник,защищаясь от лютого ветра, и, засунув руки в карманы, прошел еще пятьдесятярдов до нужного ему места. Вот этот дом на углу. Он поднялся по каменнымступеням и постучал в дверь.

Женщина в черном шерстяном платье пригласилаего войти. Самир молча прошел в тесную комнату, заставленную столами истеллажами, на которых расположились вещи из Египта. На краю одного из столовлежали папирусные свитки и лупа. В комнате сидели два египтянина. Они читалиутренние газеты и курили.

Самир взглянул на папирус. Ничего интересного.Он посмотрел на длинную желтую мумию с неплохо сохранившимися пеленами.

– А, Самир, зря ты пришел, – сказалегиптянин по имени Абдель. – Обычная рыночная подделка. Работа Заки, тыего знаешь. Кроме вот этого парня… – Он указал на мумию. – Оннастоящий, но не стоит твоего внимания.

И все-таки Самир подошел к мумии поближе.

– Остатки частной коллекции, –сказал Абдель. – Не твоего уровня.

Самир кивнул.

– Я слышал, на рынке появились редкиемонеты Клеопатры, – заискивающе произнес Абдель. – Вот бы взглянутьна них хоть краем глаза!

– Мне нужен паспорт, Абдель, –сказал Самир. – Гражданские документы. Причем быстро.

Абдель ответил не сразу. Он с интересомнаблюдал за Самиром, который опустил руку в карман.

– И еще деньги. Они мне тоже понадобятся.Самир вытащил из кармана блестящую монету с изображением Клеопатры.

Абдель схватил ее, даже не поднявшись состула. Самир спокойно смотрел, как египтянин изучает монету.

– Осторожность, мой друг, – сказалСамир. – Быстрота и осторожность. Давай обсудим детали.

Вернулся Оскар. Теперь могут возникнутьпроблемы, думала Джулия, в том случае, если Рита проболтается. Правда, Оскарвряд ли поверит ей. Он считает Риту дурочкой.

Когда Джулия спустилась вниз, дворецкий как разотпирал дверь. В руках у него был букет роз. Он передал хозяйке письмо,приложенное к букету.

– Только что принесли, мисс, –сказал Оскар.

– Да, я знаю.

Джулия с облегчением увидела, что письмо не отАлекса, а от Эллиота, и поспешно прочитала его. Оскар ждал.

– Позвони графу Рутерфорду, Оскар.Передай, что я вряд ли смогу прийти к нему на ужин. Скажи, я позвоню позже ивсе объясню.

Оскар уже собрался уходить, но Джулия вынулаиз букета одну розу и сказала:

– Поставь их в гостиной.

Она вдохнула аромат цветка и дотронулась донежных лепестков. Что ей делать с Алексом? Пока еще рано что-либопредпринимать, но каждый новый день все больше и больше осложняет ситуацию.

Рамзес… Кто он такой? Вот что ее занимаетбольше всего.

Дверь отцовской спальни открыта, кроватьзастелена.

Джулия поспешила в оранжерею. Еще не дойдя додвери, увидела пышную бугенвиллею, усыпанную крупными красными цветами.

Надо же, вчера она даже не заметила, чтобугенвиллея цветет. А папоротники… что за чудо! И лилии повсюду распустились изацвели.

– Что за чудеса! – произнеслаДжулия.

И увидела Рамзеса, который, сидя на плетеномстуле, наблюдал за ней. Он был одет для выхода, не допустив на сей раз ни однойошибки. Каким красивым и элегантным выглядел он в ярких лучах солнца! Волосыстали еще гуще, пышнее, в огромных голубых глазах таилась глубокая печаль; новот он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, и его лицо засияло.

В первую минуту Джулии стало почему-тострашно: ей показалось, что он вот-вот заплачет. Но Рамзес встал со стула,подошел к ней и легонько погладил по щеке.

– Настоящее чудо – это ты, – сказалон.

Джулии захотелось обнять его, но онапродолжала стоять и лишь молча смотрела на него, ощущая его близость. Потомпротянула руку и коснулась его лица.

А теперь надо отступить на шаг – это она ужезнала. Но царь удивил ее. Он отступил сам и, коснувшись губами ее лба, сказал:

– Я хочу поехать в Египет, Джулия. Раноили поздно мне все равно придется туда поехать. Так лучше уж сейчас.

Грусть и усталость слышались в его голосе.Вчерашняя нежность сменилась печалью. Глаза казались глубже и темнее. Джулия неошиблась: он был готов заплакать – и ей снова стало страшно.

Боже, как же он страдает!

– Конечно, – согласилась она. –Мы поедем в Египет, вместе поедем…

– Я надеюсь на это, – сказалРамзес. – Джулия, я не стану своим в этом веке, пока не попрощаюсь сЕгиптом, с моим прошлым в Египте.

– Я понимаю.