Но вся эта мощь ничего не значит, пока тебя держат на мушке. Я чувствую, как солдаты ерзают в своих креслах, приходя в себя после нашего падения. Требуется вся моя сила воли, чтобы ничего не предпринять, пока они совершенно беспомощны.

Шиминь поднимает Птицу на ноги и шагает через утопающую в грязи равнину по направлению к разноцветной массе подступающих хундунов. Поле нашего зрения рассекают белые и красные капли дождя. Птицу шатает на ходу еще сильнее, чем раньше.

– Нам больше нельзя проводить ци-атак, – говорю я. Страх, словно плесень, разрастается в моем мозгу.

– Какая жалость, – хмыкает Шиминь. – Потому что Птица вообще-то больше ни на что и не способна. Эта хризалида не создана для рукопашной.

– Тогда давай трансформируемся в более высокий облик. Канализируй мое ци-Металл, сконцентрируем наши заряды. Как это делается?

– Не знаю. Я никогда не запускал трансформацию сознательно.

– Понятно. Твое ци-Огонь в хризалиде-Огонь.

Дух-металл не трансформируется под воздействием того же самого типа ци – вот почему хундуны не могут превращаться, у них всегда только одно ци. Пилоты вроде Шиминя вынуждены прилагать особые усилия, подключая второй по доминантности тип ци, имеющийся в их теле. В его случае это Земля.

– Чудо еще, что я вообще так свечусь во время боя. – Шиминь потирает свои духовные руки. – Понятия не имею, к лучшему это или к худшему.

Следующая волна хундунов подкатывает все ближе. Нам ничего не остается, кроме как выплеснуть на них еще несколько зарядов ци. Я изо всех сил стараюсь поспевать за Шиминем. Контроль над одним телом с двумя мозгами – штука тонкая. Гонор тут неуместен, ведь мне далеко до опытности Шиминя.

Мы приближаемся к главному полю боя. Уже видны массивные силуэты хризалид и хундунов, с оглушительным громом набрасывающиеся друг на друга. Сияющие полосы ци полыхают сквозь рвущиеся на ветру полотнища дождя.

Я едва могу отличить своих от чужих, особенно если у хризалид менее выраженные формы. Теперь становится понятно, почему армии удается жертвовать неугодными пилотами так, что у населения не возникает вопросов. В этом столпотворении с нами запросто расправится кто или что угодно.

– Что ты обычно чувствуешь, когда пилотируешь? – лихорадочно спрашиваю я Шиминя.

– Я вне контроля. – Его глаза закрываются, когда Птица вступает в сражение в физическом мире. – Как будто в моем мозгу не остается ничего, кроме желания убить любого хундуна, подвернувшегося под руку. В такие моменты стратеги, как правило, даже не обращаются ко мне по громкой связи. Знают, что не услышу.

– Можешь войти в это состояние прямо сейчас? Я заткнусь.

– Нет, какой смысл? Ведь разум-то твой здесь! Он слишком громкий. Даже когда ты не разговариваешь.

Я раздраженно вздыхаю:

– Ладно, тогда давай попробуем…

Сверкает молния, освещая сражающихся хризалид.

Я застываю.

Там Безголовый Воин.

– Ох нет. Нет, нет, нет, нет! – Я хватаюсь за голову в инь-ян-реальности.

– Что случилось? – Шиминь касается моего плеча.

Здесь, в этой реальности, не нужен воздух, и все же я учащенно дышу. Снаружи гроза гремит над миром. Я вновь переживаю сокрушающий вес тела Син Тяня на бедрах и удушающую хватку его рук на шее.

Он не даст мне покинуть поле боя живой. Уж он точно найдет способ убить нас, пожертвовать нас хундунам, а заодно и отомстить за смерть Ян Гуана. Надежды выжить нет, как бы мы ни трепыхались.

Так какой тогда смысл подчиняться приказам?

Всякие сдерживающие узы во мне лопаются. Я вскакиваю с колен и бросаюсь всем своим духовным весом на Шиминя, сбиваю на инь-ян-почву и сажусь на него верхом. Мои ладони сжимаются на его шее, в точности как прошлый раз. Его руки подлетают вверх, чтобы схватить мои, но останавливаются на полпути.

– Сопротивляйся мне – и тогда мы оба умрем бессмысленной смертью! – выдыхаю я, держа большие пальцы на его горле, но не нажимая.

Он изумленно взирает на меня. Фактически я не ощущаю его пульса. Не знаю, что там сработало в прошлый раз, когда мы душили друг друга, ведь в этой реальности дыхание не нужно. Думается, тут дело в самом акте насилия и в том, как он меняет баланс наших ментальных сил.

На этот раз Шиминь не борется. Он попросту закрывает глаза.

Я беру под свой контроль каждую гранулу дух-металла нашей Птицы. Разум Шиминя потрясенно пульсирует, но дает мне волю.

Я намеренно пропускаю удар от очередного хундуна, наскочившего на Птицу. Наши сторожа-солдаты по инерции наклоняются в креслах, и я атакую их самим корпусом кабины – оборачиваю дух-металлом и выталкиваю, будто пару крыс, наружу, в дождь и бурю.

Они либо разобьются при падении, либо будут раздавлены в схватке.

Мне наплевать.

Сосредоточившись на знакомой, отчетливо видной фигуре Безголового Воина, его сияющих глазах-сосках и ротовом отверстии на животе, я гоню Птицу сквозь хаос сражения. В диком разгуле бури и битвы никто не понимает моих намерений, пока не становится слишком поздно. Удар крылом – и Син Тянь теряет равновесие. Вот так просто. Он вдвое меньше нас. И все же земля сотрясается при его падении. Стратеги поднимают крик в динамиках, а я заношу когтистую лапу.

В тот самый момент, когда я уже готова пронзить его кабину, меня словно холодной водой окатывает. Там ведь не только Син Тянь, но и ни в чем не повинная наложница, зажатая в тисках его рук.

Я не могу убить его, не убив заодно и девушку.

Мое секундное промедление дает ему шанс оттолкнуться от земли. Массивной ручищей Воин хватается за занесенную над ним лапу Птицы. Я отбрасываю его одним ударом. Мои мысли бегут наперегонки и запутываются в один дрожащий клубок. Меня переполняет такое отчаяние, что я опять испускаю в небо истошный вопль.

Понимание вспыхивает на лице Шиминя. Он садится, заставляя сесть и мою духовную форму. Я отпускаю его шею.

– Постой, это тот самый парень, что хотел тебя убить? – спрашивает он.

– Да, это он.

Лицо Шиминя проясняется. В одно мгновение его глаза и меридианы наливаются пылающей багровой жизнью.

Птица кидается к Безголовому Воину.

– Подожди!.. – пытаюсь я остановить Шиминя, но его ярость всепобеждающа, меня словно отбрасывает назад стая птиц, орущих в его ментальной реальности.

Он хватает меня в объятия и притягивает к себе. Даже в этой воображаемой реальности жар его тела ошеломляет. Мое сердце несется вскачь, и на мгновение я решаюсь расплавиться, перелиться в Шиминя и позволить убивать, как ему того хочется.

Но я не могу.

Не могу!

– Стой! – кричу я ему через плечо.

Он заставляет Птицу подлететь – распростертые крылья как столбы пламени, когти нацелены на Воина.