Мне хочется вырваться из рук Ли Шиминя и убежать, но что толку? Я физически не способна бегать, никогда не…

Стой. Доспехи.

Может, все же попробовать?..

Разворачиваюсь, чтобы раскрыть крылья. Шших! – они царапают нагрудник Ли Шиминя. Сейчас я взмахну…

Ба-бах!

Ослепляющая белая сила бросает меня обратно на пилота. Еще через секунду спина взрывается болью. В глазах пляшут пятна. Мой рот открывается, растягивается, каждая мышца напрягается, чтобы издать звук. Крики вплывают и выплывают из ушей, как будто я упала в ледяную воду.

– …ты рехнулся…

– …как она теперь будет…

Запах пороха висит во влажном воздухе. Ли Шиминь выкрикивает мое имя – что-то не помню, чтобы он раньше звал меня по имени, – и сжимает меня в объятиях, встряхивает, но я никак не могу сосредоточиться. Боль пожирает все мои чувства, захватывает каждую клеточку тела.

Мир сдвигается со своего места.

Нас по-прежнему тащат вперед. Сквозь раздирающую муку я едва ощущаю, как мои обвисшие крылья скребут по мокрой бетонной дорожке.

Бежать некуда.

Мое сознание дрожит и мерцает, когда мы поднимаемся на Великую стену. Тусклые огни лифта. Скрип. Сверкание оружейных стволов. Хриплый стон, вырывающийся из моего горла. Туманная завеса дождя окутывает бетонные конструкции и стальные рельсы.

И вот мы в шаттле, ускоряемся по направлению к башне Чжэньгуан, где стоит Красная Птица. Дождевые капли царапают стекла, будто когти, светящиеся в темноте ночи.

– Они… они выстрелили в меня! – сиплю я, скрючившись на коленях Ли Шиминя лицом к нему. Должно быть, я повторила эти слова уже несколько раз. Не помню. Капли холодного пота дрожат на моем лбу.

– Оставайся со мной! – Ли Шиминь обнимает меня за плечи, прижимает к себе. – Держись, пока мы не войдем в контакт с Птицей. Тогда боль уйдет.

Стучу зубами. Не могу остановить озноб. Наверно, так чувствовал себя Ли Шиминь в первую ночь детоксикации. Мокрый контактный комбинезон под доспехами прилипает к коже, словно лед.

Алый огонь разгорается под металлическими перьями Ли Шиминя. Волна жара, колыхая воздух, накатывает на меня. Я делаю прерывистый вдох.

– Нет… – Я кладу ладонь ему на грудь. – Не надо… не расходуй ци…

– Сейчас это не важно, – бормочет он. Его радужки пылают красным. Капельки влаги на стеклах очков быстро испаряются. Он растирает мои затянутые в перчатки ладони, стараясь согреть их. Его пепельно-серое, осунувшееся и измученное лицо – последствия ломки – напряжено и сосредоточенно.

Шторм бушует снаружи и барабанит по всем металлическим частям, словно сердца тысяч напавших на нас неведомых существ. Шаттл грохочет по мокрым рельсам. Тени от дождевых струй расчерчивают лицо Ли Шиминя. Я смотрю на него, открыв рот.

– Почему ты так добр ко мне? – хриплю я сквозь набухшее, сжавшееся горло. – Ведь я ужасно с тобой обращаюсь.

Его веки слегка опускаются, взгляд становится нежным – такой диссонанс с демоническими алыми радужками! Он переплетает свои пальцы с моими.

– Ты – чудо, которого я ждал все эти годы, уходя в бой и молясь, чтобы на этот раз все было по-другому. Мысль о том, чтобы потерять тебя, невыносима.

Озноб проникает в самое мое нутро. Жар колет глаза, перед ними все плывет. Я отворачиваюсь, чтобы он этого не увидел.

– Я не ненавижу тебя. – Мой голос взлетает до предельного верха, почти превращаясь в писк. – То есть не очень. Больше нет. Я запуталась. Это ты виноват!

– Прости, – шепчет он, его пальцы выскальзывают из моих.

Я хватаю их снова.

– Я слышала, ты очень красиво пишешь. – Я провожу большим пальцем по его пальцу. Мысли плещутся, словно вода за окном. Я уже сама не знаю, что говорю. – Тебе надо вернуться к этому занятию.

Сухой смешок слетает с его уст. Он сгибает подергивающиеся, изувеченные пальцы.

– Мои руки… после всей этой тяжелой работы… Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь нормально держать кисточку.

У меня сжимается сердце. Я притискиваю его руки к своей груди, почти в бреду:

– Ты должен попробовать! А не получится – пробовать еще!

Шаттл с визгом останавливается, бросая меня на броню Ли Шиминя. Я вскрикиваю от боли. Его руки высвобождаются из моих пальцев, но только затем, чтобы обнять меня. Солдаты вскакивают на ноги, наставляют на нас оружие.

Ли Шиминь просовывает под меня руки.

– Надо идти. Я понесу тебя.

Киваю, заранее съеживаясь.

И все равно я оказываюсь не готова к терзающей боли, когда он поднимает меня на руки. В глазах – мельтешение статики. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать, и прижимаюсь головой к его плечу.

Может, не такой уж это и кошмар – отправиться сейчас в бой. По крайней мере, тогда я избавлюсь от этого.

Тем не менее, когда мы заходим в лифт, идущий вниз, к стыковочному мостику, новое лезвие страха разрезает меня – лезвие, заостренное смирением на лице Ли Шиминя.

Он сдается?

– Шиминь! – умоляю я. – Шиминь…

Он обращает ко мне печальный и одновременно мягкий взгляд. Мягче, чем сейчас, он не смотрел на меня никогда с самой нашей первой встречи, с момента, когда он вышел из этого же лифта в арестантском комбинезоне, с железной маской на лице и яростью в глазах.

Так не пойдет.

Обхватив ладонями его шею, я подтягиваюсь вверх и прижимаюсь губами к его губам.

Он резко выдыхает через нос. Качнувшись, делает шаг назад. Его доспехи разгораются, словно уголья под дуновением, и в лифте становится заметно жарче. Между нами, словно электричество по цепи, струится ток чувств, сверкая над моей болью, словно разряд молнии. Я ошеломлена так же, как и он.

– Сражайся, – выдыхаю я, оторвавшись от его губ. Сердце колотится о наши соединенные нагрудные пластины, будто обезумевший и вырвавшийся на волю монстр. – Дерись, и плевать на боль. – Я провожу пальцами по его затылку. – Потому что такой смерти мы не заслуживаем!

Он крепче прижимает меня к себе, его пальцы зарываются в перья моих доспехов.

Двери лифта открываются в бешеную, завывающую, вихрящуюся влагу. Поток света выхватывает из темноты длинную, изогнутую дугой шею Красной Птицы у конца стыковочного мостика. Солдаты выбегают, гремя сапогами по металлической решетке. Выстраиваются по обе стороны, направив на нас стволы. Они ненавидят нас, но, понимая, что мы им нужны, дают нам дорогу.

Шиминь идет между ними со мной на руках. Штормовой ветер ударяется о его доспехи и с шипением отлетает в ореоле пара. Преодолевая обжигающую боль, я сверлю взглядом каждого из этих трусов по очереди.