И все же до сна ли мне сейчас? Наверное, я и приобрела союзника в лице Сюин, но помочь в наших самых насущных проблемах она не в состоянии, ибо у нее нет связей в Суй-Тане. Ее слова, как и слова Цьело, беспрестанно кружат у меня в голове:

«Ничего удивительного, что мужчины на тебя клюют».

«Позволь кое-что тебе объяснить, лисичка. Мне очень хорошо знаком твой тип».

Мой тип?! И что же это за тип-то такой?

Неужели я настолько похожа на хитрую соблазнительницу, губительницу мужчин?

Вспоминаю комментарии, которые показывал мне Ичжи. Люди пытаются понять, кто я и что я, обсуждают, как армия должна поступить со мной – использовать или казнить. Догадываюсь, почему Ян Цзянь думал обо мне, жутковатой новенькой, которая могла бы уничтожить и его самого, принца-генерала. Страшно представить, что там Цьело увидела в его мозгу, но с моей стороны ей ничего не грозит. Вряд ли в мыслях Ян Цзяня присутствовало хоть что-то похожее на любовь или уважение.

Постойте-ка! Получается, я притягиваю внимание? А это сила. Сила, которую я не использую.

Кровь ускоряет свой бег по моим венам. Я наклоняюсь ближе к зеркалу, всматриваюсь в побитое лицо. Затравленные глаза налиты кровью и обведены темными кругами. Губы потрескались. Кожа бледная, как у мертвеца. Но основа не затронута – у меня хорошая костная структура.

Отодвигаюсь от зеркала и вижу, как в глазах вспыхивает темный огонь. Народ обожает глазеть на хорошеньких девиц, но еще больше обожает их ненавидеть. А женщин, осмелившихся пренебречь общепринятым идеалом послушной жены или матери, народ костерит на все лады, злобнее, чем кого бы то ни было. «Спесива слишком!» – так говорят о них люди вроде моего отца. Слишком самовлюбленная, слишком хитровыделанная, получает все, что хочет, высасывая мужчин досуха.

Вот к какому типу женщин, по мнению Цьело, я принадлежу. И, учитывая мои прежние поступки, что бы я ни сказала, что бы ни сделала теперь, это мнение не изменится.

Но на такой ненависти можно заработать очень неплохие деньги, а значит, получить власть и покровительство. В медиапространстве нет разницы, что продвигать – правду или ложь. Каждый клик по скандальному заголовку повышает прибыль, каждый просмотр неприличной картинки приносит доход. И если ты достаточно большая денежная корова, медийные корпорации будут лоббировать тебя и пойдут на любой подкуп, лишь бы тебя не упустить. Я это знаю, потому что Пань Цзиньлянь, близкая подруга семьи Ичжи, не сходит с первых полос за свое распутство и сумасбродные выходки. По сути, Мудрецы уже давно должны были бы забанить ее во всех СМИ за «подрыв общественных устоев», но до тех пор, пока люди судачат о ней, СМИ продолжат втихомолку поддерживать ее. По словам Ичжи, она хорошо знает, что делает. Она хохочет над комментариями хейтеров, наблюдая, как жиреет ее банковский счет.

Я могу пойти тем же путем. Если я подпишу эксклюзивный контракт с какой-нибудь медиакомпанией, я принесу им сверхдоход, а значит, они будут меня поддерживать.

А что, если убедить отца Ичжи стать моим спонсором?

Беспокойный импульс буравом впивается в мой мозг. Пальцы обхватывают край раковины. Все это время я упускала из виду возможности Гао Цю. Не верю, что дельца могла бы растрогать история любви его сына ко мне, к тому же я хорошо наслышана о его грязных бизнес-методах. Но, кажется, влияние медиакомпаний – единственное, что способно изменить судьбу пилота. Самый разительный тому пример – Сунь Укун, бывший пилот Царя Обезьян[15]. Он помог одному выдающемуся монаху пересечь хундунскую глушь и завершить легендарную миссию по извлечению научных манускриптов и технических чертежей из другого оплота человечества – Инду, с которым Хуася потеряла связь после утраты провинции Чжоу. Сунь Укун написал мемуары под названием «Путешествие в Западную цитадель», которые были изданы и экранизированы. Популярность автора взлетела до таких высот, что его покровители из массмедиа задействовали всё свое влияние, чтобы до конца своего пилотского срока Сунь Укун не принимал участия в серьезных боях. После увольнения в запас он стал актером и стендапером, до сих пор страшно популярен. Мой брат смотрит его стримы каждый день.

И догадайтесь, кто его спонсирует. «Гао Энтерпрайз».

Это значит, что Гао Цю способен изменить судьбу пилота, предназначенного в жертву. Если я принесу ему абсурдное количество денег, готова поспорить, он в лепешку разобьется, но принудит стратегов Суй-Тан пересмотреть свое решение.

Я бросаюсь вон из ванной, чтобы поскорее найти Ичжи. Но на этот раз не затем, чтобы целоваться.

Переговоры с Гао Цю оказались, как я и предвидела, трудными до изнеможения. Он согласен работать со мной всерьез, только если я опять докажу, что способна выжить в боевой связке с Ли Шиминем.

– Совет Мудрецов ею недоволен, а значит, мне придется дать на лапу куче людей, чтобы они смотрели в другую сторону, когда я начну ее раскручивать. – Во время разговора по конференц-связи он обращается к Ичжи, потому что не хочет беседовать со мной напрямую. – Ну и какой мне смысл возиться со всем этим, если она помрет через две секунды?

Значит, все зависит от того, насколько хорошо мы с Ли Шиминем будем взаимодействовать в следующей схватке.

В голове у меня складывается четкий план, и я начинаю ему следовать. Перестаю отталкивать Ли Шиминя, несмотря на его прежние поступки, несмотря на неразбериху собственных чувств к нему. После того как он с помощью Ичжи преодолел самую тяжелую стадию ломки, я, не жалуясь, участвую в абсолютно всех партнерских тренировках, которые предлагает Сыма И. Танцы на льду, танцы не на льду, «падения доверия», балансирование вдвоем на гимнастическом бревне – словом, всё, что придет Сыма И в голову. Я не подвергаю его методы сомнению.

Даже тогда, когда он приказывает нам вместе спрыгнуть с Великой стены.

Размытое пятно луны просвечивает сквозь облака. Ли Шиминь обнимает меня, словно перед очередным танцем. Учитывая череду связанных с нами катастроф, Сыма И заручился поддержкой коллег из Центрального штаба, и нам разрешили пользоваться дух-доспехами – отчасти чтобы помочь с тренировками, отчасти чтобы оградить нас от нападений других пилотов.

Тяжесть огромных, с человеческий рост, алых крыльев – составной части наших дух-доспехов – удерживает нас в неустойчивом равновесии на краю бетонной стены. Побитая непогодой, покрытая лишайником Стена обрывается в ночь, земля внизу страшно далека – манящая бездна. Я бы предпочла для начала взлететь с земли, но Сыма И говорит, что при этом я могу потратить слишком много ци, и потому он позволит мне только одну попытку и на его строгих условиях.

Ночной ветер завывает над хундунской глушью, будто мертвая наложница, плачущая где-то в Запределье; он шевелит обкорнанные волосы моего партнера, пронизывает меня до мозга костей. Тремор у Ли Шиминя еще не прошел окончательно, и черты его лица остаются безжизненными, безразличными, его по-прежнему тяготят мрачные тени.