К тому времени, как Борден вернется из-за границы, я либонайду замену мистеру Руту, либо вообще откажусь от показа этого иллюзиона.

Сегодня у нас с Оливией было последнее совместноевыступление – в мюзик-холле «Феникс» на Черинг-Кросс-роуд. После этого мыпоехали домой, нежно держась за руки на заднем сиденье кеба. С уходом Рута нашиотношения заметно улучшились. (С мисс Макферсон я встречаюсь все реже и реже.)

На следующей неделе еду в Рединг: у меня короткий ангажементв «Ройал-Каунти»; моей новой ассистенткой станет девушка, которую я готовил двенедели. Ее зовут Гертруда, у нее от природы прекрасное гибкое тело, а личико имозги – как у фарфоровой куклы. Она невеста моего столяра и техника, АдамаУилсона. Я им обоим плачу хорошее жалованье, и до сих пор они меня не подводили.

Адам, должен сказать, очень похож на меня, и хотя эту тему яеще не затрагивал, но все больше склоняюсь к тому, чтобы заменить им Рута.

Сегодня понял значение фразы «Кровь стынет в жилах».

В первой половине программы я выполнял обычные карточныефокусы. В таких случаях я, как водится, приглашаю добровольца из публикивыбрать любую карту и на виду у всех написать на ней свое имя. Потом я забираюу него карту, рву на части и разбрасываю клочки по сцене. Буквально черезсекунду я демонстрирую публике металлическую клетку с живым попугайчиком. Когдадоброволец принимает у меня клетку, она необъяснимым образом складывается(попугайчик при этом исчезает неизвестно куда), и в руках у него остаются голыепрутья, за которыми виднеется одна-единственная игральная карта. Он извлекаетее наружу и читает на ней свое имя, написанное его собственной рукой. На этомфокус заканчивается, и доброволец возвращается на место.

Сегодня, завершая этот трюк, я повернулся к публике сослепительной улыбкой, ожидая оваций, и вдруг этот тип закричал:

– Постойте, это не моя карта!

Обернувшись к нему, я увидел, что этот болван стоит состатками клетки в одной руке и с игральной картой – в другой. Он пристальноразглядывал надпись.

– Дайте-ка ее сюда, любезнейший! – театральнопрогремел я, чувствуя, что при выдавливании карты где-то допустил сбой, иготовясь затушевать эту погрешность внезапным появлением огромного количествацветных лент, которые всегда имеются у меня наготове именно для таких случаев.

Я попытался выхватить у него карту, но не тут-то было.Увернувшись от меня, он торжествующе закричал:

– Глядите-ка, чего-то тут написано!

Он явно играл на публику и был доволен собой: еще бы, онпобил фокусника его же оружием. Чтобы спасти положение, мне пришлось выхватитьу него карту; я тут же обрушил на него ворох цветных лент, дал знак дирижеру ипригласил публику поаплодировать, а сам проводил этого выскочку на место.

Под гром оркестра и овации зала я прочел надпись на карте ипочувствовал, как у меня кровь стынет в жилах.

«Могу назвать адресок, где ты милуешься с Шейлой Макферсон.Шурум-бурум! Альфред Борден».

Карта оказалась тройкой бубен – именно она была выдавлена изколоды и подсунута добровольцу.

Сам не знаю, как мне удалось довести представление до конца,но каким-то образом я выкрутился.

Вчера вечером поехал в Кембридж, где Борден выступал втеатре «Эмпайр». Пока он отвлекал публику репризами, а сам готовил обычный трюксо шкафчиком, я встал с места и во всеуслышание разоблачил его манипуляции. Яна весь зал провозгласил, что ассистентка уже спряталась внутри шкафчика. Послеэтого я мгновенно ушел и лишь один раз оглянулся: на сцене поспешно опускализанавес.

Через некоторое время, совершенно неожиданно, я поймал себяна том, что раскаиваюсь в содеянном. На обратном пути, в холодном, пустомвагоне лондонского поезда, меня стали мучить угрызения совести. В те ночныечасы у меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять и горько пожалеть освоих действиях. Я сам ужаснулся той легкости, с которой сорвал чужой трюк.Магия – это иллюзия, временная приостановка реального хода событий во имяразвлечения публики. Какое право я имел (и какое право имел он, когда поступалтак же) разрушать эту иллюзию?

Когда-то, много лет назад, после того как Джулия потеряланашего первенца, Борден прислал мне письмо с извинениями за свой поступок.Глупо, о, как глупо было с моей стороны отвергнуть эту попытку примирения.Теперь настала пора, когда я сам страстно желаю прекращения нашей вражды.Сколько еще могут два взрослых человека прилюдно издеваться друг над другом,сводить счеты, о которых известно только им двоим и которые даже у них ужестираются из памяти? Да, в те далекие времена, когда Джулия едва не умерла отруки этого злодея, сунувшего нос в наши дела, у меня были основания ему мстить.Но с тех пор многое изменилось.

Всю дорогу до станции Ливерпуль-стрит я размышлял, как можнодостичь примирения. Сейчас, днем позже, у меня так и нет ответа. Надо сделатьнад собой усилие, написать ему письмо, призвать к окончанию этой войны ипредложить встретиться наедине, чтобы уладить оставшиеся разногласия.

Сегодня, разобрав почту, Оливия пришла ко мне и заявила:

– Выходит, Джерри Рут говорил правду.

Я попросил объяснить, что она имела в виду.

– Ты все еще крутишь роман с Шейлой Макферсон, такведь?

Позднее она показала мне полученную записку. На конвертезначилось: «Идмистон-Виллас, дом 45, квартира „Б“. Хозяйке квартиры». Я узналпочерк Бордена!

Примирился с самим собой, с Оливией и даже с Борденом!

Ограничусь следующей записью: я уверил Оливию, что люблю ееодну, и пообещал ей порвать с мисс Макферсон. (Обещание сдержу.)

Кроме того, я решил никогда больше не совершать никакихвыпадов против Альфреда Бордена, как бы он меня ни провоцировал. Я все еще ждуот него ответной публичной выходки в отместку за мой проступок в Кембридже, нонамереваюсь игнорировать любые его действия.

Раньше, чем можно было ожидать, Борден попытался (инебезуспешно) посрамить меня во время моего исполнения хорошо известного, нотем не менее популярного трюка, который называется «Трилби». (Ассистентка лежитна доске между спинками двух стульев, а когда стулья отодвигают – остаетсяпарить в воздухе.) Борден непостижимым образом сумел спрятаться за сценой.

Когда я выдвигал второй стул из-под доски, на которой лежалаГертруда, он задрал полог, и все увидели сидящего на корточках Адама Уилсона,дергающего за рукоятки механизма.