Отправил посыльного в студию Бордена – отнести записку, ноон вернулся ни с чем: сказал, что двери и ставни заперты и внутри явно никогонет.

Забыв о всякой конспирации, отправился на поиски Оливии.Сначала заехал в студию Бордена, которая заперта, как мне и говорили; потомотправился к его дому в Сент-Джонс-Вуд и нашел поблизости удобно расположеннуюкофейню, откуда можно следить за парадным входом. Просидел там до полногоизнеможения, но так и не был вознагражден ничем существенным. Впрочем, я виделсамого Бордена с какой-то женщиной – судя по всему, это его жена. В 14 часов кдому был подан экипаж, а вскоре появились Борден с этой дамой; они поехали всторону Вест-Энда.

Выждав добрых десять минут, чтобы они отъехали подальше, я,с трудом сдерживая волнение, подошел к двери и позвонил. Мне открыл слуга.

Я без обиняков спросил:

– Мисс Оливия Свенсон здесь?

Ответом мне был недоуменный взгляд:

– Вы ошиблись, сэр. Здесь таких нет.

– Прошу прощения, – спохватился я, вспомнив, чтомы решили представить ее под фамилией матери. – Я хотел сказать, миссУэнском. Она здесь?

Слуга еще раз вежливо покачал головой:

– Мисс Уэнском здесь не проживает, сэр. Может быть,имеет смысл обратиться в почтовое отделение на Хай-стрит.

– Да, в самом деле, – ответил я и поспешилудалиться, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

Вернувшись на свой наблюдательный пост в кофейне, я прождалеще час и увидел, как Борден с супругой вернулись домой.

Потеряв надежду на возвращение Оливии, отправился в театр наЛестер-Сквер, предъявил в кассе контрамарку и получил билет на представлениеБордена. Я специально попросил место в одном из последних рядов партера, чтобысо сцены мое присутствие оставалось незамеченным.

После традиционного номера с китайскими кольцами Борденэнергично и чисто исполнил трюк с появлением девушки из ящика. Конечно, этобыла моя Оливия, неотразимая, в расшитом блестками платье, которое сверкало ипереливалось в свете электрических ламп. Она грациозно удалилась за кулисы ичерез считанные мгновения появилась вновь, уже в облегающем трикотажномкостюме, наподобие гимнастического. От неприкрытой чувственности ее облика уменя перехватило дыхание, несмотря на то, что надо мною довлела отчаяннаягоречь потери.

Кульминацией выступления Бордена стал иллюзион сэлектрической транспортацией, выполненный с особым шиком, что меня окончательноудручило. Когда же Оливия вернулась на сцену, чтобы вместе с Борденом выйти напоклоны, я был просто убит. Она так и светилась красотой, счастьем и радостнымволнением. В моем воспаленном воображении пронеслась мысль, что Борден слишкомнежно держит ее за руку.

Решив довести дело до конца, я поспешил к актерскомуподъезду. На моих глазах разошлись все артисты, привратник запер дверь ивыключил свет, однако ни Борден, ни Оливия так и не появились из дверей здания.

Сегодня горничная, за которой я до сих пор сохранял место наслучай возвращения Оливии, показала мне письмо, полученное ею от бывшейхозяйки.

Я приступил к чтению с душевным трепетом, цепляясь запоследнюю надежду хоть что-то прояснить, но в письме содержалось толькопоручение:

Люси,

Будь добра, упакуй мои вещи и как можно скорее прикажиотвезти их к служебному подъезду театра «Стрэнд».

Не забудь разборчиво надписать мое имя на всех тюках икоробках, а я позабочусь, чтобы их переправили мне.

К сему прилагаю некоторую сумму денег на покрытие расходов;сдачу оставь себе. Если на новом месте у тебя потребуют рекомендацию, мистерЭнджер, безусловно, напишет все, что полагается.

Моя благодарность и т. д.

Оливия Свенсон.

Мне пришлось вслух зачесть это письмо растерянной девушке,да еще растолковать, что ей делать с пятифунтовой банкнотой, вложенной вконверт.

В настоящее время у меня сезонный ангажемент в Ричмонде;театр «Плаза» расположен на берегу Темзы. Сегодня, отдохнув у себя в гримерноймежду дневным и вечерним представлениями, я как раз собирался пойти перекуситьвместе с Адамом и Гертрудой, когда в дверь постучали.

Это была Оливия. Я впустил ее, не соображая, что делаю. Онавыглядела прелестно, но казалась усталой; сказала, что весь день меняразыскивала.

– Робби, мне удалось добыть сведения, которые тебяинтересуют, – сообщила она и показала мне запечатанный конверт. – Ониздесь, хотя ты должен понимать, что я к тебе не вернусь. Пообещай мне сию жеминуту прекратить вражду с Альфредом. Если дашь слово, получишь этот конверт.

Я напомнил, что с моей стороны вражда давно прекращена.

– В таком случае, зачем тебе его секрет?

– Как будто ты не знаешь, – ответил я.

– Только для того, чтобы продолжать войну!

Она была недалека от истины, однако я сказал:

– Это простая любознательность.

Тут Оливия заторопилась, сказав, что Борден, прождав ее целыйдень, и так заподозрит неладное. Я не стал ей напоминать, сколько пришлосьждать мне самому.

Я спросил, к чему было писать письмо, если все можнопередать на словах. Она ответила, что все это чересчур сложно, чересчурзапутанно, и что информация переписана из личного архива Бордена. В концеконцов она отдала мне конверт.

Принимая письмо из ее рук, я спросил:

– Здесь и вправду содержится разгадка тайны?

– Да, думаю, так.

Она уже взялась за ручку двери.

– Можно задать тебе последний вопрос, Оливия?

– Ну, что еще?

– Борден – это один человек? Или их двое?

Она улыбнулась, и внутренне я вскипел: так улыбаетсяженщина, думая о своем любовнике.

– Это один человек, можешь мне поверить.

Я вышел с нею в коридор, но там в пределах слышимостисновали техники и рабочие сцены.

– Ты счастлива? – спросил я ее.

– Да, счастлива. Прости, если ранила тебя, Робби.

С этими словами она ушла, не улыбнувшись, не обняв меня напрощание, даже не протянув руки. За минувшие недели мое сердце превратилось вкамень, и все же такое расставание отозвалось в нем болью.

Вернувшись в гримерную, я затворил дверь, оперся на нееспиной и нетерпеливо распечатал конверт. В нем оказался жалкий листок бумаги,на котором рукой Оливии было написано одно-единственное слово.