Дав занавес, я прервал выступление.

Мстить не собираюсь.

Еще одна выходка Бордена. Не слишком ли скоро?

Еще одна выходка Бордена.

Она меня озадачила, ведь мне было доподлинно известно, что втот самый вечер он тоже выступал на эстраде; он ухитрился добраться до отеля«Грейт-Вестерн», что в противоположном конце Лондона, чтобы только сорвать моепредставление.

Но и на этот раз я не буду мстить.

Больше ни слова о выходках Бордена – ему будет слишком многочести. (Сегодня вечером он опять заявил о себе, но я не помышляю о возмездии.)

Вчера вечером показывал сравнительно новый номер; в немиспользуется вращающаяся грифельная доска, на которой я пишу несложные фразы,подсказанные зрителями. Когда записей набирается достаточно, я резкопереворачиваю доску и… каким-то чудом те же фразы оказываются написанными надругой стороне!

Сегодня, перевернув доску, я не обнаружил и следа отнаписанных мною фраз. На их месте читалось следующее:

ВИЖУ, ТЫ ОТКАЗАЛСЯ ОТ НОМЕРА

С ТРАНСПОРТАЦИЕЙ.

ЗНАЧИТ, ТАК НИЧЕГО И НЕ ПОНЯЛ?

ПРИХОДИ ПОСМОТРЕТЬ РАБОТУ

ПРОФЕССИОНАЛА!

Несмотря ни на что, мстить не собираюсь. Оливия, которая,естественно, знает о нашей вражде, согласна, что лучшим ответом будетмолчаливое презрение.

Еще одна выходка Бордена. Уже надоело, открыв дневник,писать одно и то же!

Борден вконец обнаглел. Хотя мы с Адамом внимательноосматриваем весь реквизит до и после каждого представления и вдобавокнепосредственно перед началом программы обыскиваем служебные помещения, Борденкаким-то образом проник в трюм сцены.

Я выполнял фокус, который называется «Исчезновение девушки».Эту иллюзию приятно и показывать, и смотреть: она не требует сложногореквизита. Моя ассистентка сидит на обыкновенном деревянном стуле в центре сцены;я закутываю ее большим покрывалом. Аккуратно разглаживаю все складки. Фигурадевушки все в той же позе рельефно вырисовывается под белой тканью. Особенночетко обозначаются голова и плечи.

Плавным движением я снимаю покрывало… на стуле никого нет! Ивообще на сцене только и есть, что этот стул да я сам, с покрывалом в руках.

Сегодня, сняв покрывало, я, к своему изумлению, обнаружил,что Гертруда, оцепеневшая от ужаса, все так же сидит на стуле. Я потерял дарречи.

Но этим дело не ограничилось. Ни с того ни с сего вдруготкинулась крышка люка, и снизу появился человек в черном фраке, шелковомцилиндре, шарфе и мантии. С дьявольским хладнокровием Борден (а это был именноон) снял цилиндр, поклонился публике и с достоинством удалился за кулисы,оставив после себя облачко табачного дыма. Я бросился следом, твердо решив неспускать ему такой подлости, но мое внимание отвлекла сильнейшая вспышка прямоу меня над головой!

Из колосников опускался световой щит; ярко-голубые буквыскладывались в слова:

ПРОФЕССОР МАГИИ!

В ЭТОМ ТЕАТРЕ РОВНО ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ!

Всю сцену залило мертвенным голубоватым светом. Я дал сигналраспорядителю, стоявшему за кулисами, и он наконец-то опустил занавес, скрыв отзала мое смятение, унижение и бешенство.

Придя домой, я рассказал о случившемся Оливии, и онапосоветовала:

– Надо ему отомстить, Робби. Такое спускать нельзя!

На этот раз я склонен с нею согласиться.

Сегодня мы с Адамом впервые вынесли на суд публики свойвариант «транспортации». Репетировали более недели; исполнение получилосьтехнически безупречным.

Однако аплодисменты оказались скорее вежливыми, нежеливосторженными.

После долгих упражнений и репетиций мы с Адамом довели номерс транспортацией до такого уровня, выше которого подняться просто невозможно.Адам, проработав со мною бок о бок полтора года, научился имитировать моидвижения и жесты с поразительной точностью. В таком же костюме, как мой, внесложном гриме и (чрезвычайно дорогостоящем) парике он превращается видеального двойника.

Тем не менее всякий раз, когда мы надеемся наголовокружительный успех, публика, судя по весьма прохладному приему, остаетсяравнодушной.

Ума не приложу, как еще можно усовершенствовать этот номер.Два года назад одно лишь обещание включить его в программу увеличивало моигонорары вдвое. Сегодня он никого не волнует. Мне это не дает покоя.

До меня доходили слухи, что Борден «усовершенствовал» свойиллюзион, но до сих пор я оставлял их без внимания. Уже несколько лет я небывал на его представлениях и тут подумал, что нам с Адамом не мешало бысъездить в Ноттингем, где Борден выступает уже неделю. (Сегодня меня ждут вШеффилде, но я выехал из Лондона на сутки раньше, чем требовалось, чтобы попути завернуть на выступление Бордена.)

Надев для маскировки седой парик и ненужные очки, придавпухлость щекам и облачившись в потрепанный сюртук, я занял место в третьемряду. Сидя в каком-то десятке футов от Бордена, я следил за его манипуляциями.

Мне многое стало ясно! Борден значительно переработал свойномер. Он более не прячется внутри ящиков. Он более не швыряет и не ловит нимячей, ни цилиндров (сам я этим грешил вплоть до нынешней недели). И непользуется услугами двойника.

Заявляю со всей уверенностью: Борден не пользуется услугамидвойника. Лучше меня в этом вопросе не разбирается никто. Двойника я вижуневооруженным глазом. Вне всякого сомнения, Борден работает один.

Первая часть его номера выполнялась на фоне драпировки,которая загораживала сцену вплоть до кульминации. Когда полог был поднят,зрителям открылись теснящиеся во множестве сосуды, из которых вырывался пар,коробки с проводами, колбы и пробирки, а надо всем этим царил клубокпоблескивающих электрических проводов. Зрелище напоминало лабораторию алхимика.

Борден прохаживался среди этого реквизита, изображаяфранцузского профессора на все тот же нелепый манер, и разглагольствовал обопасностях работы с электрическим током. В какие-то моменты он соединял концыпроводов или опускал их в колбы с газом, и тогда публика видела пугающиевспышки света или слышала подобие взрывов. Вокруг его туловища летали искры, анад головой повисло облачко голубоватого дыма.