Он страдал манией всё объяснять и делал это своодушевлением, с каким изобретатель рассказывает о своём изобретении.

«Книга, господа, это множество нарезанных в четвёртку листовбумаги разного формата, напечатанных и собранных вместе, переплетённых исклеенных клейстером. Да-с. Знаете ли вы, господа, что такое клейстер? Клейстер— это клей».

Полковник был так непроходимо глуп, что офицеры, завидев егоиздали, сворачивали в сторону, чтобы не выслушивать от него такой истины, чтоулица состоит из мостовой и тротуара и что тротуар представляет собойприподнятую над мостовой панель вдоль фасада дома. А фасад дома — это та часть,которая видна с мостовой или с тротуара. Заднюю же часть дома с тротуара видетьнельзя, в чём мы легко можем убедиться, сойдя на мостовую.

Как-то раз он даже пытался продемонстрировать этотинтересный опыт, но, к счастью, попал под колёса. С той поры он поглупел ещёбольше. Он останавливал офицеров и пускался в бесконечные разглагольствованияоб омлетах, о солнце, о термометрах, о сдобных пышках, об окнах и о почтовыхмарках.

Действительно, было странно, как мог этот идиот сравнительнобыстро продвигаться по службе и пользоваться покровительством очень влиятельныхлиц, корпусного генерала, например, который благоволил к полковнику, несмотряна полную бездарность последнего. На манёврах полковник творил прямо чудеса:никуда он не поспевал вовремя и водил полк колоннами против пулемётов.Несколько лет назад на манёврах в Южной Чехии, где присутствовал император, онисчез вместе со своим полком, попал с ним в Моравию и проблуждал там ещёнесколько дней после того, как манёвры закончились и солдаты уже валялись вказармах. Но ему и это сошло.

Благодаря приятельским отношениям с корпусным генералом идругими не менее тупыми военными сановниками старой Австрии он получал разныенаграды и ордена, которыми гордился чрезвычайно; он считал себя лучшим солдатомпод луной, лучшим теоретиком стратегии и знатоком всех военных наук. Наполковых смотрах он любил поговорить с солдатами и всегда задавал им один и тотже вопрос: почему введённые в армии винтовки называются «манлихеровки»?

В полку о нём говорили с насмешкой: «Ну вот, развёл своюманлихеровину!»

Он был необыкновенно мстителен и губил тех из подчинённыхофицеров, которые ему почему-либо не нравились. Если, например, кто-нибудь изних хотел жениться, он пересылал их прошения в высшую инстанцию, не забываяприложить от себя самые скверные рекомендации.

У полковника недоставало половины левого уха, которое емуотсекли в дни его молодости на дуэли, возникшей из-за простой констатациифакта, что Фридрих Краус фон Циллергут — большой дурак.

Если мы рассмотрим его умственные способности, то придём кзаключению, что они были ничуть не выше тех, которыми мордастый Франц-ИосифГабсбург прославился в качестве общепризнанного идиота: то же безудержноесловоизлияние, то же изобилие крайней наивности.

Однажды на банкете, в офицерском собрании, когда речь зашлао Шиллере, полковник Краус фон Циллергут ни с того ни с сего провозгласил:

— А я, господа, видел вчера паровой плуг, которыйприводился в движение локомотивом. Представьте, господа, локомотивом, да неодним, а двумя! Вижу дым, подхожу ближе — оказывается, локомотив, и с другойстороны — тоже локомотив. Скажите, господа, разве это не смешно? Двалокомотива, как будто не хватало одного!

И, выдержав паузу, добавил:

— Когда кончился бензин, автомобиль вынужден былостановиться. Это я тоже сам вчера видел. А после этого ещё болтают об инерции,господа! Не едет, стоит, с места не трогается! Нет бензина. Ну, не смешно ли?

При всей своей тупости полковник был чрезвычайно набожен. Унего в квартире стоял домашний алтарь. Полковник часто ходил на исповедь и кпричастию в костёл св. Игнатия и с самого начала войны усердно молился запобеду австрийского и германского оружия. Он смешивал христианство и мечты огерманской гегемонии. Бог должен был помочь отнять имущество и землю упобеждённых.

Его бесило, когда он читал в газетах, что опять привезлипленных.

— К чему возить сюда пленных? — говорил он. —Перестрелять их всех! Никакой пощады! Плясать среди трупов! А гражданскоенаселение Сербии сжечь, всё до последнего человека. Детей прикончить штыками.

Он был ничем не хуже немецкого поэта Фирордта,опубликовавшего во время войны стихи, в которых призывал Германию воспылатьненавистью к миллионам французских дьяволов и хладнокровно убивать их:

Пусть выше гор, до самых облаков

Людские кости и дымящееся мясо громоздятся…

* * *

Закончив занятия в школе вольноопределяющихся, поручик Лукашвышел прогуляться с Максом.

— Позволю себе предупредить вас, господинобер-лейтенант, — заботливо сказал Швейк, — будьте с собакойосторожны, как бы она у вас не сбежала. Она может заскучать по своему старомудому и удрать, если вы её отвяжете. Я бы не советовал вам также водить её черезГавличкову площадь. Там бродит злющий пёс из мясной лавки, что в доме «Образ Марии».Страшный кусака. Как увидит в своём районе чужую собаку — готов её разорвать,боится, как бы она у него чего не сожрала, совсем как нищий у церкви святогоГаштала.

Макс весело прыгал и путался под ногами у поручика,наматывая цепочку на саблю — в общем, всячески проявляя свою радость по поводупредстоящей прогулки.

Они вышли на улицу, и поручик Лукаш направился на Пршикопы,где у него было назначено свидание с одной дамой на углу Панской улицы. Поручикпогрузился в размышления о служебных делах. О чём завтра читать лекцию в школевольноопределяющихся? Как мы обозначаем высоту какой-нибудь горы? Почему мывсегда указываем высоту над уровнем моря? Каким образом по высоте над уровнемморя мы устанавливаем высоту самой горы от её основания?.. На кой чёрт военноеминистерство включает такие вещи в школьную программу?! Это нужно толькоартиллеристам. Существуют же наконец карты Генерального штаба. Когда противникокажется на высоте 312, тут некогда будет размышлять о том, почему высота этогохолма указана от уровня моря, или же вычислять его высоту. Достаточно взглянутьна карту — и всё ясно.

Неподалёку от Панской улицы размышления поручика Лукаша былипрерваны строгим «Halt!».[49]

Услышав этот окрик, пёс стал рваться у поручика из рук и срадостным лаем бросился к человеку, произнёсшему это строгое «Halt».

Перед поручиком стоял полковник Краус фон Циллергут. Лукашвзял под козырёк, остановился и стал оправдываться тем, что не видел его.

Полковник Краус был известен среди офицеров своей страстьюостанавливать, если ему не отдавали честь.

Он считал это тем главным, от чего зависит победа и на чёмзиждется вся военная мощь Австрии.