— А что Турция? — спросил оптовый торговец хмелем,думая, с чего бы начать, чтобы добраться до сути дела, ради которого онприехал.

— Турки держатся прекрасно, — ответил поручик,опять подводя его к столу. — Председатель турецкого парламента Гали-бей иАли-бей приехали в Вену. Командующим турецкой Дарданелльской армией назначенмаршал Лиман фон Зандере. Гольц-паша приехал из Константинополя в Берлин. Нашимимператором были награждены орденами Энвер-паша, вице-адмирал Уседон-паша игенерал Джевад-паша. Довольно много наград за такой короткий срок.

Некоторое время все сидели молча друг против друга, покапоручик не счёл удобным прервать тягостное молчание словами:

— Когда изволили приехать, пан Вендлер?

— Сегодня утром.

— Я очень рад, что вы меня нашли и застали дома: явсегда после обеда ухожу в казармы и провожу там всю ночь. У меня ночнаяслужба. А так как квартира, собственно говоря, целыми днями пустует, я имелвозможность предложить вашей супруге гостеприимство. Пока она находится вПраге, её здесь никто не побеспокоит. Ради старого знакомства…

Торговец хмелем кашлянул.

— Кати — странная женщина, господин поручик. Примитемою сердечную благодарность за всё, что вы для неё сделали. Ни с того ни с сеговздумалось ей ехать в Прагу лечиться от нервов. Я в разъездах, приезжаю домой —никого. Кати нет…

Притворясь искренним, он погрозил ей пальцем и, кривоулыбнувшись, спросил:

— Ты, наверно, решила, что если я уехал по делам, то тытоже можешь уехать из дома. Ты, конечно, и не подумала…

Видя, что разговор начинает принимать нежелательный оборот,поручик Лукаш опять отвёл интеллигентного торговца хмелем к карте военныхдействий и, указывая на подчёркнутые места, сказал:

— Я забыл обратить ваше внимание на одно оченьинтересное обстоятельство. Посмотрите на эту большую, обращённую к юго-западудугу, где группа гор образует естественное укрепление. Здесь наступаютсоюзники. Отрезав дорогу, которая связывает укрепление с главной линией защитыу противника, мы перерезаем сообщение между его правым крылом и Северной армиейна Висле. Теперь вам это понятно?

Торговец хмелем ответил, что теперь ему всё совершеннопонятно, но потом, с присущей ему тактичностью, спохватился, что это могутпринять за намёк, и, садясь на прежнее место, заметил:

— Из-за войны наш хмель лишился сбыта за границей.Франция, Англия, Россия и Балканы для нашего хмеля сегодня потеряны. Мы покаещё отправляем его в Италию, но опасаюсь, что и Италия вмешается в это дело.Однако после нашей победы диктовать цены на товары будем мы!

— Италия сохранит строгий нейтралитет, — утешалего поручик. — Это совершенно…

— Но почему Италия не желает признавать, что он связанатройственным союзом с Австро-Венгрией и Германией? — внезапно рассвирепелторговец хмелем, которому всё сразу ударило в голову: и хмель, и жена, ивойна. — Я ждал, что Италия выступит против Франции и Сербии. Тогда бывойна уже подходила к концу. У меня гниёт на складах хмель. Сделки о поставкахвнутри страны плохие, экспорт равен нулю, а Италия сохраняет нейтралитет. Длячего же в таком случае она ещё в тысяча девятьсот двенадцатом году возобновилас нами тройственный союз? О чём думает итальянский министр иностранных дел,маркиз ди Сан Джульяно? Что этот господин делает? Спит он, что ли? Знаете ливы, какой годовой оборот был у меня до войны и какой теперь?..

— Пожалуйста, не думайте, что я не в курсесобытий, — продолжал он, бросив яростный взгляд на поручика, которыйспокойно пускал изо рта кольца табачного дыма.

Пани Кати с большим интересом наблюдала за тем, как однокольцо догоняло другое и разбивало его.

— Почему германцы отошли назад к своим границам, когдаони уже были у самого Парижа? Почему между Маасом и Мозелем опять ведутсяоживлённые артиллерийские бои? Известно ли вам, что в Комбр-а-Вевр у Маршасгорело три пивоваренных завода, куда я ежегодно отправлял свыше пятисот мешковхмеля? Гарт-мансвейлерский пивоваренный завод в Вогезах тоже сгорел. Громадныйпивоваренный завод в Нидерсбахе у Мильгауза сравнён с землёй. Вот вам ужеубыток тысячу двести мешков хмеля в год для моей фирмы. Шесть раз сражалисьнемцы с бельгийцами за обладание пивоваренным заводом Клостергек — вот вам ещёубыток в триста пятьдесят мешков хмеля в год!

От волнения он не мог связно говорить, встал, поде шёл ксвоей жене и сказал:

— Кати, ты немедленно поедешь со мною домой. Одевайся!

— Меня все эти события совершенно выводят изравновесия, — сказал он через минуту, словно оправдываясь. — А раньшея был вполне уравновешенным человеком.

Когда его жена вышла одеваться, он тихо сказал поручику:

— Это она проделывает не в первый раз: в прошлом годууехала с одним преподавателем, и я нашёл её только в Загребе. Воспользовавшись случаем,я тогда заключил договор с загребским пивоваренным заводом на поставку шестисотмешков хмеля. Да что и говорить, юг вообще был золотым дном. Наш хмель шёл досамого Константинополя. Нынче мы наполовину уничтожены. Если правительствоограничит производство пива внутри страны, то нанесёт нам последний удар.

И, закуривая предложенную поручиком сигарету, он с отчаяниемв голосе сказал:

— Одна только Варшава покупала у нас две тысячи тристасемьдесят мешков хмеля. Самый большой пивоваренный завод там Августинский. Ихпредставитель каждый год приезжал ко мне в гости. Есть от чего прийти вотчаяние! Хорошо ещё, что у меня нет детей!

Это логическое заключение по поводу ежегодного приездапредставителя Августинского завода из Варшавы вызвало у поручика лёгкую улыбку,которая не ускользнула от внимания торговца хмелем, и поэтому он счёл нужнымпродолжить свою речь:

— Венгерские пивоваренные заводы в Шопрони и в БольшойКаниже покупали у меня хмель для своего экспортного пива, которое они вывозилив самую Александрию, приблизительно тысячу мешков в год. Теперь из-за блокадыони не хотят делать никаких заказов. Я предлагаю им хмель на тридцать процентовдешевле, а они всё-таки не заказывают ни одного мешка… Застой, упадок, нищета,да ко всему этому ещё семейные неприятности!

Торговец хмелем замолчал. Молчание нарушила пани Кати,приготовившаяся к отъезду.

— Как быть с моими чемоданами?

— За ними заедут, Кати, — сказал торговец хмелем,довольный тем, что дело обошлось без неожиданных выходок и неприятныхсцен. — Если хочешь сделать покупки, то нам пора идти. Поезд отходит в двадвадцать.

Супруги дружески распрощались с поручиком. Торговец хмелембыл страшно рад, что со всем этим покончено, и, прощаясь, сказал в переднейпоручику: