– Все равно я не понимаю, к чему такие сложности, –упрямо говорил он своей возлюбленной. – Можно ведь было сделать вид, чтоты просто уехала.

– Ну как ты не понимаешь, – терпеливо объясняла емуДаша, ласково гладя его по плечам и спине, – если бы я просто уехала, онибы стали ждать, пока я вернусь. Кто знает, что у них на уме? А так – меня нет.Убили меня. Вот и весь сказ.

– А девчонок зачем к ним в четыре утра посылали?

– Ну, Санечка, ну какой же ты непонятливый, – улыбаласьему Даша. – Вот представь себе, звонят в дверь и говорят: «Здрасьте, я стелефонной станции. Откройте, пожалуйста». Ведь не каждый же откроет. Начнутупрямиться, говорить, что мастера не вызывали, что у них все исправно работает,в конце концов и дверь не откроют, и на станцию позвонят, мол, чего людей зрябеспокоите, мы никого не вызывали. А на станции им ответят, что никого непосылали, это, наверное, воры какие-нибудь, сообщите в милицию. А теперь представь,что сначала человеку звонят и говорят: «Это телефонный узел вас беспокоит. Унас обрыв на линии, найти не можем, где повреждение. Сейчас наш мастер поквартирам пойдет». Ну? Откроешь ты ему дверь после этого звонка? Конечно,откроешь, куда ты денешься. Тебе же в голову не придет перезванивать на станциюи перепроверять. Вот и здесь был такой же расчет. Их предупредили, что меняхотят убить, настращали как следует, а потом угрозу выполнили. И никакихсомнений. Понял?

– Ой, хорошо как, – сладко тянул Саша, нежась впостели. – Еще вот тут погладь, между лопатками. Ага, вот здесь. Ой, кайфкакой! Кстати, а в четыре утра-то зачем? Днем нельзя было?

– Да ты что! – возмущалась Дарья. – Днем ихдома-то застань попробуй! И потом, тут тоже свой расчет был. В четыре утра ты вкаком виде дверь открываешь? В трусах и в тапках, а то и босиком. Девочки словасказали, огорошили их и ушли себе спокойненько. Побеги-ка за ними следом водних трусах. К тому же в четыре часа сон крепкий, если проснешься – головачумная, соображаешь плохо. Это твоя сестра придумала. Все-таки она у тебя умная– ужас!

– И девочек одинаковых она придумала? – ленивопоинтересовался Саша, переворачиваясь на спину и устраиваясь поудобнее наподушках.

– Ага. Идея была ее, а исполнение мое. То есть сначала-торечь шла о том, чтобы из одного мужчины того психа сделать. Пока я егогримировала, Анастасия Павловна и спросила, можно ли из трех разных девушексделать трех одинаковых. Тут весь фокус в том, чтобы внимание отвлечь. Трипохожих лица найти можно, но сложно, вот нам и надо было сделать так, чтобы налица никто не смотрел. Знаешь, есть такие специальные приемы визажа длячерно-белой фотографии и для цветной. Для черно-белой фотографии важно, чтобычерты и линии были правильными и красивыми, потому что цветности все равно нет.Если, например, у женщины невероятной красоты цвет волос или глаз, а всеостальное обыкновенное, то на черно-белой фотографии она будет выглядеть какпростушка. Ей обязательно нужно сниматься только на цветную пленку, чтобывыгодно подать то, что красиво, а обыкновенное или некрасивое в своей внешностиспрятать. И наоборот, если у человека идеальные черты лица, но в целом всеостальное средненькое, нужно сниматься только в черно-белом варианте иподчеркивать именно линии, а цвет волос и глаз не выставлять. Ну а посколькужизнь-то у нас цветная, нужно было делать ставку на цвет, который скроет линию.Я понятно объясняю? Представь себе, ярко-алая кожа с головы до ног сама по себераздражает, но одновременно и завораживает, а если еще пуговички сверхурасстегнуть и грудь выставить? Да ни один нормальный мужик тебе на лицо исмотреть не станет. Парики мы им надели одинаковые, глаза сделали в чернойкраске, губы яркие и одинакового рисунка, это нетрудно. Сначала все лицо и губыпокрываешь тоном, потом рисуешь контуром, чего хочешь, и накладываешь помадупоярче, вот и весь секрет. И можешь быть уверен, что никакие другие особенностиуже никто не разглядит. Тем более мужикам-то этим страшно было, а когдачеловеку страшно, он никогда в лицо не смотрит тому, кого боится. Девочки потомговорили, что все трое как им в вырез уставились, так и глаз не поднимали. ААнастасия Павловна как раз на это ставку сделала и девочкам на шею одинаковыекулончики повесила, с дефектом.

– Слушай, чего ты ее все Анастасией Павловной называешь? Онаже не чужая тебе, она моя сестра.

– Ты что?! – Даша даже поперхнулась от такогокощунства. – Она такая… Да она почти лучше всех на свете. У меня язык неповернется ее по имени называть.

– Что значит: почти лучше всех? – подозрительноприподнял голову Александр. – Я что-то не понял это «почти». Тебе в нейчто-то не нравится?

– Да нет же, Санечка. Лучше всех на свете – ты. А АнастасияПавловна – следующая. Хочешь, я тебе чай принесу?

– Принеси, – благодарно ответил Саша, не переставаяудивляться своей слепоте и своему счастью.

Уже уходя, он обнял Дашу и нерешительно спросил:

– Даня, ты подождешь, пока я разберусь со своими семейнымиделами? Я обещаю, что не буду затягивать. Только ты подожди. Не бросай меня.

– Конечно, я подожду, – с улыбкой ответила она. –Занимайся ими столько, сколько нужно. Я никуда не тороплюсь.

В зале стоял ровный негромкий гул, как всегда во времямероприятий по служебной подготовке. Никто толком никого не слушал, всеотсиживали повинность, стараясь извлечь из нее максимум пользы и пообщаться сприятелями, почитать, набросать давно ждущий своей очереди документ или простоподумать.

Настя сидела в заднем ряду и шепотом обсуждала со своимколлегой Юрой Коротковым перипетии его затянувшегося романа, который длился ужебольше двух лет, что было для любвеобильного Юры просто-таки олимпийскимрекордом.

– Ее муж скандалит, потому что она отказывается ездить надачу, – трагическим шепотом сообщил Коротков.

– А почему она отказывается? Пусть бы ездила.

– Она не хочет. Два часа на электричке, потом еще почти часпешком, воды нет, света нет. На хрена ей такое счастье?

– Зачем же она дачу покупала, если ездить не хочет?

– Это не она, это муж покупал. А теперь заставляет ееездить.

– Я этого не понимаю, – сказала Настя.

– Чего ты не понимаешь?

– Не понимаю, как взрослую женщину можно заставить что-тоделать, если она этого не хочет. Она не хотела покупать дачу, стало быть, имеетправо не хотеть ездить. Послала бы своего мужа подальше, и все.

– Легко тебе говорить, ты всегда была независимой, –вздохнул Коротков. – Вот была бы ты замужем, знала бы, каково это – мужапосылать. Не так это просто. Особенно когда знаешь, что виновата, что грешкиесть.

– Тогда пусть не жалуется, – шепотом отрезалаНастя. – Или крутить роман, или не ездить на дачу. Одно из двух. Давайпослушаем, сейчас Мурашов нам мозги прочищать будет.