И снова молчание было ей ответом.

«Все, больше я ничего сделать не могу. Если он и сейчас недрогнет, то это безнадежно. Придется ждать, следить за ним и арестовывать вмомент покушения. Ерохина мы, может быть, и спасем, а генерала ждет тюрьма. Нобог свидетель, как же мне этого не хочется!»

Наконец Вакар прервал паузу:

– Правильно ли я вас понял, что у вас нет никакихофициальных доказательств моей причастности к тем трем убийствам?

– Правильно.

– И точно так же у вас нет никаких доказательств того, что яякобы собираюсь убить Игоря Ерохина?

– Никаких, – снова подтвердила она.

– Мои слова в разговоре с вами могут быть истолкованы какпризнание?

– Для меня лично – да. Но больше ни для кого.

– Почему?

– Потому что я могу кому угодно рассказывать, что вы мнепризнались в трех убийствах и в намерении совершить четвертое, а вы потомскажете, что пошутили. Вот и все. Прямых доказательств нет. Ваше признаниедолжно быть написано и подписано вами, тогда оно имеет силу доказательства. Всеостальное – разговоры на скамеечке.

– Я не признавался вам в трех убийствах, не передергивайте.

– Ну вот видите, как все просто, – вымученно засмеяласьНастя. – Вы отказались от своих слов, и этого достаточно. Знаете ли, дажена суде очень часто подсудимые отказываются от своих показаний, которыеофициально давали на предварительном следствии. Отказываются, и все тут.

– И чем они это объясняют? – заинтересовался Вакар.

– Да кто чем. Их били, их обманули, их вынудили дать такиепоказания, пообещав что-нибудь взамен, или они не поняли вопрос, или у нихболел живот вместе с головой и левой пяткой. Всего не перечесть.

– Подводя итог, могу ли я считать, что у вас против меня насамом деле ничего нет?

– Можете. Вы можете так считать, – очень тихо и оченьвнятно ответила Настя, чувствуя, как рушится ее последняя надежда. Она сделаластавку на прямой и честный характер генерала, ни разу не солгала ему, ни разуне блефовала, не пыталась напугать его ворохом якобы имеющихся у неедоказательств. Она хотела выменять у него показания против Ерохина навозможность не совершать четвертого убийства и остаться безнаказанным. У нееничего не вышло. Она просчиталась. Он все равно будет пытаться убить Игоря. Ипойдет в тюрьму.

– Спасибо, – холодно сказал Владимир Вакар. – Свашего позволения, мне пора. Я должен ехать на работу.

– Всего доброго, – попрощалась с ним Настя, стараясьскрыть дрожь в голосе.

Он вышел из машины, сияя генеральскими звездами и орденскимипланками. Форма необыкновенно шла ему.

Войдя в здание станции метро «Таганская», он поискал глазамидверь, над которой было написано «Милиция», и без колебаний вошел туда. Впомещении находились трое милиционеров, машинально вскочивших при видегенерала.

– Здравия желаю! – нестройно поприветствовали ониВакара.

– Добрый день, – не по-уставному откликнулся он. –Я хотел узнать, где похоронен ваш товарищ Константин Малушкин.

Один из сержантов уже открыл было рот, чтобы задатьсакраментальный вопрос: «А зачем вам?», но осекся под ледяным взглядом человекав генеральской форме. Вместо этого он спросил:

– А вы знали Костю?

Генерал не счел нужным отвечать на вопрос. Он молча перевелвзгляд на лейтенанта, самого старшего из них по возрасту.

– Так я могу узнать?

– В Кунцеве, товарищ генерал, – быстро ответиллейтенант, не выдержавший льющегося из глаз генерала холода.

– Благодарю вас, лейтенант.

Вакар четко повернулся и вышел из помещения.

Через сорок минут он подъехал к кладбищу, купил у входацветы и подошел к церкви, где стояла маленькая сгорбленная старушонка.

– Здравствуй, мать, – тепло улыбнулся он старушке.

– Здравствуй, сынок.

– Не подскажешь, где могила милиционера? С месяц назадхоронили.

– Кости-то? А вон по левому ряду до конца, потом свернешьнаправо, там увидишь.

– Не заблужусь? Я тут у вас в первый раз.

– Не, сынок, ты сразу увидишь, там больше всего цветов.Видно, хороший был мальчонка Костя этот, дня не проходит, чтобы молодые к немуне пришли. У кого столько друзей, тому и помирать не страшно, верно,сынок? – прошамкала старушка.

– Отчего же? Помирать всегда страшно, – возразилгенерал.

– Так ведь все там будем. А каково умирать, когда знаешь,что о тебе ни одна собака не вспомнит и не пожалеет? А про Костю вона скольконароду помнит, значит, он еще долго на этом свете будет. Так что, значит, полевому ряду до конца и направо. Где цветов много, там и Костя.

– Спасибо, мать.

Могилу Малушкина он действительно нашел легко. Но, не дойдядо нее, остановился, потому что перед ней стояли мальчики, Костины братья.Вакар посмотрел на их лица и все понял. То, о чем вчера пыталась рассказать емуэта женщина из уголовного розыска, вдруг сегодня открылось Владимиру Сергеевичуво всей безжалостной наготе. Дети не должны быть жестокими, дети не должныненавидеть, иначе, став взрослыми, они не смогут любить. Жажда мести иссушаетдушу, выжигает ее дотла, и уже никогда ни один росток не пробьется сквозьтолстый слой пепла. Эти дети вырастут и захотят отомстить, если этого несделает сейчас государство. Они причинят кому-то боль и в свою очередь станутдля кого-то объектом возмездия. И так без конца… Насилие порождает насилие,боль порождает боль, месть порождает только месть.

Он молча подошел к могиле, положил цветы, коротко кивнулбратьям и ушел, не сказав ни слова.

Квартира, в которой временно жила Даша Сундиева, быламаленькой и неухоженной, но девушка за время своего вынужденного заточенияухитрилась привести ее в божеский вид и даже создать некое подобие уюта. Она дополной прозрачности отмыла оконные стекла, отчистила с порошком кафельноепокрытие в ванной, туалете и на кухне, выстирала и выгладила все шторы, выбралаиз разрозненных предметов посуды и безделушек самые приличные и поставила их наоткрытые полки, вымыла мыльным раствором плафоны на светильниках. В концеконцов ее временное жилище стало выглядеть вполне приемлемо. Но для нее это былрайский уголок, потому что здесь она могла в любое время встречаться с Сашей ине зависеть от деликатности его друзей.

Саша заметно переменился после разговора с сестрой. Конечно,Даша очень нравилась ему, более того, он был влюблен в нее, как верно заметиласама Настя, по уши. Но как человек, раз и навсегда решивший, что взаимной любвиему на роду не написано, он вел себя сдержанно, ничего не выяснял и не обещал,о будущем не заговаривал и ласковых слов не произносил. Даша, однако, будто быи не замечала его сдержанности и холодности, не стесняясь, говорила ему о своейлюбви, ластилась и преданно заглядывала в глаза. Честно говоря, Александр, непривыкший к открытым проявлениям чувств, считал свою подругу несколькоглуповатой. И только после мини-скандала, который устроила ему единокровнаясестрица Анастасия, он очухался и вроде бы прозрел. И то, что еще вчераказалось ему проявлением детской непосредственности и глуповатости, сегоднявдруг обрело черты совершенно иные. Черт возьми, Дашка любила его! Его,которого в детстве дразнили белесым крысенком и бледной спирохетой. Господи, даза что же ему такое счастье?