— Вроде давно, а что? После бабушки точно не топили, а когдаона топила, не знаю.

— Ты в нем ничего не жгла?

— Нет, Кирилл. А что такое? Он взял ее за шею под волосами иповернул голову в сторону камина.

— Там пепел. Видите, дорогая наблюдательная мисс Марпл?Откуда пепел, если камин не топили?

— Не знаю. Откуда?

Он засмеялся и погладил ее шею под волосами.

— И я не знаю. Вот видишь, у тебя спрашиваю.

— Ты думаешь, это имеет отношение… к нашим делам?

Кирилл притянул ее голову к себе на плечо и заставил сидетьтихо.

— Вполне возможно. Очень трудно определить сразу, что имеетотношение к нашим делам, а что не имеет.

— А Сонино ожерелье имеет? Пусти, Кирилл, мне так неудобно.

Он отпустил ее шею, и руке сразу стало холодно.

— Куда ты побежал с террасы? Ты что, думаешь, что этокакая-то ошибка и на самом деле оно ценное?

— Я не знаю, ценное оно или нет. Просто я был уверен, что вполвосьмого никто не станет звонить из ювелирной конторы. Скорее всего ониработают как раз до четырех, да и то не каждый день. Мой мобильный у меня вкармане. Другой мобильный есть только у Светы. Она говорила по мобильному,когда я ее подслушал. Я проверил Светин мобильный, и оказалось, что именно с еетелефона звонили сюда в полвосьмого.

— Как?!

— Да так. Мы с тобой слышали звонок, когда ты бросила меняна кровать. Или за несколько секунд до этого.

— Я тебя на кровать не бросала!

— Теперь остается выяснить, кто именно звонил. В принципеэто мог быть кто угодно. Тетя Нина, например. Когда мы пришли, твоя матьсказала, что она лежит. Она на самом деле лежала или звонила по Светиномутелефону?

— У тебя паранойя.

— Или Сергей? Где в это время был Сергей? Я предложил емупоехать к ювелиру, но он отказался. Сказал, что без Сониного согласия ничегопредпринимать не станет. Почему? Очевидно, что Соня никакого согласия не даст.Почему он не хочет ничего выяснять?

— Потому что не хочет Соня, — сказала Настя, враждебно глядяна Кирилла.

Его самоуверенность и легкость, с которой он говорил о ееродных, обвиняя их в очередной гадости, казались ей отвратительными. Он не смелговорить о них так, как будто они пауки в банке, готовые истребить друг друга,а он осторожно поднимает за лапку то одного, то другого и с удовольствием изнанием дела объясняет ей, почему он дергается так, а не иначе.

— Я не знаю, в какой семье ты рос, — сказала она угрожающе,— но в нашей семье не принято делать что-то против воли другого. Если Соня незахочет, чтобы мы вмешивались, мы вмешиваться не будем. Ни Сергей, и никто.

— Это очень удобно, — согласился Кирилл и залпом допил вискииз нагревшегося стакана. — Человек, который звонил ей, был совершенно уверен,что так и будет. Соня решит, что ожерелье и вправду поддельное, а дальше делотехники. Не будет у нее ни денег, ни ожерелья.

— Слушай, — сказала она, вдруг сообразив, что про звонок соСветиного мобильного он ничего не выдумывает, — значит, это не ювелир звонил?!

— Потрясающая сила мысли, — пробормотал Кирилл, — простосногсшибательная. Нет. Не ювелир.

— Тогда кто?

— Иди ты к черту, Сотникова. Не знаю кто. Кто-то из твоейдрагоценной семьи, в которой ничего не делается против воли другого. И в каминетоже что-то сожгли. И страницы из книги выдрали. И фен в воду сунули. И ясовершенно не понимаю, зачем. Зачем все это нужно проделывать? Ты недогадываешься?

Настя на коленях подползла к шкафу, открыла его и, рискуявывалить на себя все содержимое, на ощупь добыла бутылку с виски.

— Может, за лимоном сходить? — сама у себя спросила она. —Нет. Не пойду. Давай напьемся, а, Кирилл?

— Давай, — согласился он с готовностью, — а по какомуповоду? Из-за всеобщего человеческого свинства?

— Из-за того, что в моей семье тоже свинство, — проговорилаона с отвращением и налила стакан почти до краев, — давай. Ты первый.

Когда он довел Настю до постели, было уже совсем поздно.Быстро напиться у них почему-то не получилось, и они напивались долго истарательно. Под конец бутылки Настя не то что не могла стоять на ногах, нодвигалась с некоторым трудом и все больше зигзагами.

Он поставил ее у кровати и отвернулся, чтобы положить настол ее очки, а когда повернулся, оказалось, что она уже лежит, накрывшисьпокрывалом, как была, в шортах и шлепанцах.

Тогда он подумал, что раздеваться и впрямь совершенно ни кчему. Спать в джинсах куда удобнее. Он так и лег в джинсах, но потомобнаружилось, что все-таки без них. Рубаха вроде была на нем, но точноопределить не удалось. Он потянул покрывало и долго соображал, как именно емунакрыться, чтобы оказаться рядом с Настей, и все время оказывалось, что оннакрывается как-то не так и между ними несколько слоев плотной ткани.

Тогда он решительно встал с кровати и потянул за покрывало.Настя поехала вместе с ним.

— Куда? — пробормотала она, подсовывая покрывало себе подухо. — Я сплю. Я не хочу никуда ехать.

Кирилл перестал тянуть и некоторое время постоял взадумчивости. Замычав, Настя подтянулась повыше, и проклятое покрывалосвалилось, наконец, на пол. Кирилл лег и накрыл их обоих одеялом. Сразу сталотепло, и Настя повернулась и обняла его. От ее волос пахло виски.

Почему? Она не лила себе виски на голову.

— Господи, как хочется спать, — пробормотала она, — хорошо,что мы напились, правда?

— Отлично, — согласился Кирилл. Ему было жалко, что онаспит. Как будто он обнаружил, что у него украли что-то очень личное. Так оно ибыло. Проклятая бутылка с виски украла у него ночь.

Зря они напились.

Настя ровно и почти неслышно дышала ему в шею. Все трудные инеповоротливые мысли, которые ему не удавалось додумать до конца, под действиемвиски стали легкими и скользкими, как маленькие речные змейки. Нет, как летниетени над теплой водой. Лежать рядом с Настей было приятно.

Они молодцы, что напились.

Какой-то дурак вдруг стал дрелью сверлить голубое небо у нихнад головой. Дрель визжала и вибрировала.

Посверлит-посверлит и перестанет. А потом опять Кириллоткрыл глаза и уставился в цветастый полог.