— Ты не вспомнил, что было в той книге, из которой вырвалилисты? — спросил Кирилл, продолжая рассматривать лужу.

— В какой книге? А… ничего там не было. Я же тебе говорил.

— Слушай, — сказал Кирилл холодно и, повернувшись, сел наподоконник, — я не понимаю, в чем дело. Ты же не идиот. Или идиот? Из книгиявно вырваны страницы, а ты мне в двадцатый раз говоришь, что не вырваны. Я жедержал ее в руках. Из нее вырваны страницы так, что даже переплет развалился.Ты что? Сам их вырвал?

— Н-нет, — сказал Сергей, запнувшись. Вид у него былудивленный. — Просто нет никакого смысла выдирать листы из арабской книги!.. Вэтом доме, кроме меня, никто не понимает по-арабски. Зачем кому-то выдиратьлисты?!

— Вот и я спрашиваю. Зачем?

— Не знаю. А что? Это важно?

Это было гораздо важнее, чем Сергей мог себе представить, ноКирилл не стал говорить ему об этом.

Оказывается, вести расследование труднее, чем читать вромане о том, как его ведет гениальный сыщик.

И расследование-то получается каким-то дурацким. Например,гениальный сыщик понятия не имеет, правду говорит Сергей или врет талантливо икрасиво.

Интересно, в этом доме есть что-нибудь выпить?

— Здесь есть спиртное?

— Где — здесь?

Кирилл вздохнул.

— Где-нибудь. Не за забором в соседнем магазине, а,например, в холодильнике?

— Не знаю, — сказал Сергей, — наверное, есть. Конечно, есть.Вон в шкафу что-то вроде бара. Бабушка там держала вино и еще какие-то бутылки.Открой, посмотри, если хочешь.

Ну да. Вино. Вряд ли он станет пить вино, которое держала вшкафу бабушка. Но это все же лучше, чем ничего.

Кирилл распахнул темную дубовую дверь с резным стеклом иприсвистнул.

«Вино», которое держала в шкафу бабушка, представляло собойплотный ряд очень дорогих первоклассных бутылок. Все было, как следует — виски,джин в плоской бутылке, коньяк, наоборот, в круглой, широкоплечий мартини ипузатое соломенное кьянти.

Стаканы стояли тут же — безупречно соответствовавшие каждойбутылке.

Ну и бабушка. Знаток жизни.

Кирилл решил, что виски будет в самый раз.

— Тебе налить? — спросил он, отвернув холодную пробку.

— Нет, — сказал Сергей и улыбнулся смущенной улыбкой. Бросилсвою книгу на диван, подошел к Кириллу и осторожно, как на заморское чудо,посмотрел на его стакан.

— Ты чего? Никогда не видел виски?

— Видел. — Он снова улыбнулся. — Понимаешь, со мной от выпивкичто-то странное делается. Я весь покрываюсь красными пятнами и чешусь, какшелудивая собака. Даже от пива. — Он вдруг заговорил почти шепотом: — Я всегдатолько делаю вид, что пью. Я из одного стакана «глотаю», а в другой выплевываю,как будто запиваю.

— Зачем? — поразился Кирилл.

— Мне неловко, — признался Сергей, — ужасно. Я никогданикому об этом не рассказывал. И так все считают, что я…

— Ботаник, — подсказал Кирилл, — это теперь так называется.

Сергей покосился на него — не смеется ли, но Кирилл несмеялся.

— Я и тебе говорю только потому, что ты чужой человек. Анаши, если узнают, засмеют.

Кирилл неожиданно пришел в раздражение от того, что он —чужой человек.

— Я понимаю, можно скрывать, что ты — запойный алкоголик. Атут-то чего скрывать?

— Мама всегда напоминает мне, что я не похож на отца. Онбыл… русский офицер. Чувство долга, любовь к отечеству, в плечах косая сажень,перед обедом стопку и так далее. Я совсем другой.

— Ну и что? Я тоже совсем другой. На отца не похож. И чтомне теперь делать?

— Что тебе делать, не знаю, — сказал Сергей довольно резко,— а я не хочу, чтобы все знали, что я даже глотка выпить не могу. Ладно бы уменя удушье начиналось, как у тети Александры, а то — чесотка! Смешно.

— Это смешно в десятом классе, когда все начинают питьпортвейн, а ты не начинаешь, — сказал Кирилл, все еще раздраженный «чужимчеловеком», — в нашем возрасте это не смешно.

— Все равно я не хочу, чтобы об этом знали.

— Да никто и не узнает! Мог бы мне не сообщать, раз уж этотакая страшная тайна.

Он закрыл шкаф и сел на ковер перед камином. Вискисогревалось у него в ладони, приятно пахло. Пахло еще чем-то, то ли остывшимпеплом, то ли жженой бумагой, и Кирилл посмотрел в камин.

Он глотнул виски и посмотрел еще раз.

— Сереж, — спросил он рассеянно, — ты не знаешь, когдатопили камин?

— Зимой, — буркнул Сергей — Чего его топить, когда все времятридцать градусов? Хорошо хоть дождь пошел, а то бы мы точно завтра угорели отжары.

Вряд ли горстка серого пепла лежала на чистой подставке сзимы.

Поставив стакан на ковер, Кирилл ткнул пальцем врассыпающуюся пепельную горку. На пальце остался серый след.

Что там сожгли? Когда? Кто?

По всем детективным правилам в уголке непременно должна былаостаться несгоревшая бумага, а на ней — загадочный обрывок, многозначительный ивсе объясняющий.

Кирилл посмотрел — обрывка не было.

В коридоре громко разговаривали и препирались — Настяпровожала Мусю домой и предлагала ей остаться, раз уж на улице такой дождь, аМуся не соглашалась, тихо, но уверенно.

Сергей снова бросил свою книгу на диван и поднялся.

— Пойду посмотрю, — пробормотал он, не глядя на Кирилла, ивыскочил за дверь.

Пошел провожать даму сердца и целоваться с ней под дождем.Очень романтично и очень в духе человека, который не выносит спиртного и приэтом делает вид, что пьет из одной рюмки, а сам выплевывает в другую.

Зашла Настя, посмотрела на Кирилла и села рядом на ковер.

— Что ты пьешь?

— Виски из запасов твоей бабушки. Хочешь?

— Нальешь?

Он сунул ей свой стакан.

— Можешь глотнуть отсюда. Насть, ты не знаешь, когда топиликамин?

Она осторожно пригубила виски и посмотрела в камин.