Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она никогда не относилась к моим жалобам всерьез, знаешь ли. Бабушку она просто боготворит.
Бонни покачала головой. Каркара на ее плече тоже покачала головой.
Есть такие шенские куколки, которые качают головой туда-сюда целую вечность, если их задеть, вот сейчас Бонни с Каркарой мне их напоминали.
– У! Что за гадость?! – донеслось с соседнего столика.
– Я бы на вашем месте уже убегал, – тактично заметил Щиц, – они быстро поймут, кто эта таинственная мстительница.
– Прикрой нас, – кивнула я, и мы с Бонни устремились к выходу.
Больше Бонни разговора о тетеньке и семейной поддержке в тот день не заводила. Я и сама смогла додуматься.
Нет, не поговорить, конечно.
Мне просто… было очень любопытно, кто или что мог вывести мою тетеньку из себя. Даже мне это редко удавалось.
И я подумала, что если прослежу за ней…
Если я за ней прослежу…
Просто… пригляжу. По-родственному.
Бонни я ничего не сказала. Не хотела, чтобы она решила, что права и мне не хватает тетенькиного общества или вроде того. И чтобы она сочувственно вздыхала. И обсуждать это не хотела. В конце концов, это же моя личная тетенька и мое личное дело, зачем мне еще и этим с ней делиться?
Так что я наконец прислушалась к сплетням. Было бы глупо следить за тетенькой целыми днями, да и возможности у меня такой не было, куда интереснее было бы вычислить время и место.
Хотя получалось у меня не очень.
И отделываться от Щица было все сложнее… Я понимала, что если он узнает, то точно сделает это свое выражение лица… Ну, это. Половину улыбки. И смех, и слезы. Боже, что она творит. Я его имею в виду.
Но, в конце концов, мне улыбнулась удача.
Хотя… тут как посмотреть. Думаю, это была только половина улыбки.
Иногда я делаю глупости. Например, ошиваюсь около гуманитарного корпуса, надеясь поймать тетеньку на горячем.
К счастью, я достаточно рано усвоила такое понятие, как «эффективность», и, так как этот вариант требовал значительных усилий, но так ничего мне и не дал, хотя я и потратила на это целую неделю, я, наконец, потрудилась включить голову.
Слухи разрастались, в них прибавлялось подробностей: судя по всему, таинственного наглеца видели в академии не раз и даже не два.
Я немного пораскинула мозгами и наконец решилась обратиться за помощью к той, что знала все и еще больше.
К Марке.
Эта девчонка плела свою информационную сеть, как сбрендившая паучиха. Несмотря на всю мою к ней нелюбовь, я не могла не признать ее осведомленность. Но я отлично понимала, что нельзя подойти к ней с пустыми руками. Как всегда говорил папенька, враги всегда очень дорого обходятся, потому и сделку с ними надо подготовить так, чтобы ни у одной из сторон не было никакой возможности взбрыкнуть в процессе.
Люди, связанные сделкой, становятся партнерами – все еще близко к врагам, но у них уже есть некие общие цели, что снижает риски.
Я понятия не имела, что ей предложить, и уж точно не собиралась спрашивать у нее самой. Так что да – я потратила целый выходной на то, чтобы перерыть библиотечный архив в поисках заметок о Талавинне вообще и о Маркарет в частности. Не так уж и сложно, если подумать: я примерно знала ее возраст, а значит, как минимум должна была найти ее имя в списке дебютанток прошлого или позапрошлого года. Бал дебютанток в любом городе проходил на первой неделе весны, когда еще достаточно холодно, чтобы девушки не изгваздали случайно платья в грязи, но уже припекает солнышко, и вот-вот расцветут цветочки… ну и прочий символизм. Мне это было на руку, потому что здорово уменьшало кипу газет, которые мне нужно было просмотреть… Казалось бы, плевое дело, и я хотя бы узнала, откуда Маркарет родом…
Но я ее не нашла.
Нет, Талавинне-то там было достаточно. И в «Столичном Вестнике» была парочка, и в «Гласе Алькотты», и в «Вестях Тамана», в «Оке Анаксимены» обнаружилась целая гроздь, да и вообще, если бы я ела по булочке каждый раз, когда с разочарованием обнаруживала, что и эта Талавинне никак не Маркарет, к вечеру я бы и сама превратилась в огромную булку.
Вариантов было несколько: либо Маркарет проторчала на первом году обучения несколько лет, либо наврала всем про свой род, либо, как и всякая разумная юная ведьма, взяла псевдоним. Впрочем, вряд ли человек, с такой гордостью несущий свое имя, стал бы брать псевдоним. Маркарет всегда старалась показать, что она настолько сильна, что ей нечего бояться. Узнай кто-то, что она скрывает настоящее имя – и это был бы такой удар по ее имиджу, который испортил бы ей жизнь в академии на долгие годы.
Хотя она была из ведьминской семьи и всячески это подчеркивала; я слышала, в таких семьях принято давать два имени: одно настоящее, другое запасное. В отличие от псевдонима, который лепился наспех, как у меня, такое имя звучало солидно, и могло без риска использоваться на протяжении всей жизни.
Так что я все-таки искала в газетах Маркарет или хотя бы нечто похожее.
И еще вариант: ее семья обнищала настолько, что даже не могла позволить дочери дебют.
Вообще-то последнее сначала показалось мне крайне маловероятным. Как раз обнищавшие аристократы из кожи вывернутся, чтобы пристроить дочку и таким образом поправить свое положение. Они скорее последнюю серебряную ложку продадут, чем сэкономят на белом платье дебютантки, потому что дебют – это пропуск на последующие балы, которые, в свою очередь, являются очень важной ступенькой к выгодному замужеству.
Ничто так не поправит положение обнищавшего аристократа, как вовремя и удачно выданная замуж дочь.
И уже отметя этот вариант, я вдруг подумала, что в чем-то мы с Маркой можем быть похожи.
Так же, как меня тетенька, как я теперь понимала, до последнего надеялась пристроить в академию, каждый раз переводя разговор на другие темы, стоило папеньке задуматься об укреплении связи с каким-нибудь из его многочисленных партнеров с не менее многочисленными сыновьями, так же и Марку могли изначально готовить к роли ведьмы.
В конце концов, от монастыря академия отличается только тем, что по ее окончании у Марки будет возможность самой зарабатывать.
Мы с Маркой невзлюбили друг друга с первого взгляда. Бедные и родовитые не любят богатых; я же рядом с кем-то действительно древнего рода всегда очень остро ощущаю, насколько нелепо сидит на мне купленный папенькой титул.
Я его настолько стыжусь, что никогда не упоминаю всуе: король его придумал, только чтобы пополнить казну за счет уязвленного купеческого самолюбия, и обладание им хоть и говорит о том, что у твоей семьи очень много денег, но при этом еще и бесстыдно свидетельствует о том, что у нас очень мало… даже не знаю… гордости?
Мы с Маркой примерно равны по силе – не магической, а характеров: Марка привыкла, что ей подчиняются, я же подчиняться не привыкла. Меня вполне устраивала та изоляция, которую она мне устроила, ее же бесило, что она не может до меня добраться. Если бы в нашем противостоянии кто-нибудь вел счет, то это была бы глухая ничья.