– Или у меня пропадет вс-сякое нас-строе-ние, – грустно сказала она, – и придется подождать мес-сячишко-другой. Но вы же не с-спе-шите? Тебе же нравится рас-сплачиваться магией с не с-самой лучш-шей прачкой?

Дело было не в магии.

Я привыкла к тому, что у меня ее нет.

У меня почти никогда не было магии. А каждый раз, когда вдруг появлялась, это никогда не приводило ни к чему хорошему.

Банка с медными монетками, которой Бонни разбила окно, могла бы помочь – я чувствовала, что этот подарок от лесного дедушки как-то связан с бабушкой, а значит, должен помочь. Я ведь все-таки собрала стекло тогда.

Она стояла у меня на столе и так и манила с ней разобраться. Так и манила. Банка бы шептала мне на ухо всякие соблазнительные словечки, будь у нее губы, клянусь.

Только вот чем за это придется расплачиваться? Как она вообще действует?

Я боялась того дня, когда магия у меня появится. Для меня Щиц был удачным приобретением: у меня было ровно столько магии, чтобы меня не могли выгнать из академии, и ее не хватало на что-нибудь серьезное.

И даже мой вечный позор на всяких магических предметах меня беспокоил меньше, чем мое умение убить и без того дохлую ворону парой зернышек собственноручно приготовленного риса.

Нет, мне как раз очень удобно было иметь в фамильярах прачку, которая еще и забирает у меня ненужную магию.

Но…

Щиц стал мне другом, и я видела, как неудобно ему, и это перечеркивало все плюсы.

Но объяснять это Онни? Увольте. Пусть думает обо мне в меру своей испорченности.

– Я спешу. Но мне нужно завтра…

– Значит, тебе не нужно рассколдовывать Щица, – кивнула Онни.

На зеленой столешнице – отделка под малахит, дешевый шик, папенькин знакомый делает в Тамане, мы как-то раз ездили к нему горы посмотреть, водички попить, пару контрактиков подписать, – среди бумаг стояла тяжелая литая чернильница. Вдруг захотелось взять ее и опустить на голову Онни с размаху.

Я испугалась вдруг.

Не за себя.

Себя.

Что-то темное вдруг поднялось с самого дна моей души, когда я увидела эту чернильницу. И вряд ли чернильница была каким-то артефактом или вроде того – скорее, это самое темное давно хотело подняться и нашло повод.

Я ущипнула себя за руку, чтобы запихнуть эту пакость обратно. С опаской посмотрела на Онни: она все еще мне не нравилась, но и голову ей расшибить больше не хотелось.

– Мне нужно расколдовать Щица, – сдалась я, – приду завтра с утра…

– У меня есть время после обеда.

– Приду завтра после обеда.

– Ладненько, – пропела Онни.

Я думала целый вечер. Мне нужно было увидеться с тетенькой! Обязательно! И все выяснить!

Но и Онни, она…

Она как будто знала, что мне позарез завтра нужно будет после обеда оказаться у беседки с сиренью, а не у нее в кабинете.

Ну не раздвоиться же…

Хотя…

А это идея.

В это злополучное утро… хотя какое утро, уже давным-давно был день. В общем, тогда я спросила у Бонни, кое-что припомнив:

– А почему ты сказала, что Хранитель Леса – лесной дух?

Время тянулось томительно медленно, руки затекли, и мне было скучно, потому что смотреть на то, что творится, мне не хотелось. А Бонни все равно ничем не была занята, только делала вид, что читает мои конспекты, а на самом деле просто валялась на кровати и косилась в нашу с котлом сторону.

– Потому что это был лесной дух, – Бонни перевернулась на бок.

– Как волшебное существо, оберегающее местный лес? – удивилась я.

На волшебное существо дедушка Жешек никак не тянул. Не с его морщинистой индюшачьей шеей и гнилыми зубами. Разве что на какое-нибудь балаганное чудище, вроде той мартышки с рыбьим хвостом, пришитым гнилыми нитками, которую ушлый циркач пытался втюхать папеньке как русалку…

– Как призрак, который перешел на здоровое питание, – поправила Бонни, – энергия Леса, вместо энергии страха и страданий живых – и он уже не злой дух, а дух природы. Очень просто.

Я пожала плечами. Для человека, который вот совершенно никак не хотел соприкасаться с некромантией, Бонни в последнее время разузнала про призраков слишком уж много. Знала бы я, что беспокойство за меня может внушить ей такую страсть к нелюбимым предметам, наплела бы, что бабушка разговаривает со мной исключительно на хашасса.

– Это вы про кого? – переспросил Щиц, и я дернулась, заслышав собственный голос. Измененный, как будто со стороны… но я его узнала. Вот как я звучу для других… Слишком тонкий.

– Ты сиди, сиди в котле, не высовывайся, – буркнула я, – какая тебе разница?

– А ты держи зеркало ровнее, – огрызнулся Щиц, – и все-таки?

– Как я тебе ровнее буду держать, если ты запретил смотреть?! Вывел меня из леса один дедок как-то раз, – пояснила я, – потом с Бонни он же пообщался. Жешк… Жашек…

– Дед Жешек, крепкого ему здоровья, – поправил Щиц.

Я попыталась аккуратно шевельнуть затекшим запястьем и неловко дернулась, зеркало опасно тренькнуло, ударившись краем о край котла.

– Зачем здоровье мертвецу? – удивилась Бонни. – Да дай ты мне зеркало, Эль, у тебя руки дрожат!

– Потому что он – как я! Сама посмотри!

– Говорил же, отвернись!

– Вот Бонни бы и просил!

– Мне натура нужна была.

– Ну, похож. – Бонни оттеснила меня от котла и отобрала зеркало. – А ты, Эль, приляг лучше. Тебе ж сейчас будет плохо.

– Не будет.

– Будет.

– Не будет! Я полна сил!

– Ровно до тех пор, пока он в котле, – строго ответила Бонни, и я все-таки легла на кровать, признавая ее правоту. Разве что руки на груди не скрестила, я ж не спящая красавица, и мы не в основание королевства тут играем.

– Эль, не забудь спросить у твоего отца, что это конкретно за сплав, – добавил Щиц и высунул на мгновение порыжевшую голову, – и не думай разменять это на курсовую!

– Заберу секрет изолирующего чугуна в могилу, – парировала я, – долго еще? Обеденный перерыв кончается, а мне надо подойти к тетеньке как бы случайно…

– Готово, – сказал Щиц и вылез, опираясь Бонни на плечо.

– Встаньте рядом, я вас сравню, – скомандовала Бонни.

Щиц протянул мне руку, чтобы помочь встать.

Мою пухлую белую руку с родинкой на мизинце, и двумя на четвертом пальце, и еще одной на кончике большого пальца… а вот эту на запястье я и сама у себя не помнила, но она и правда оказалась там же.