И когда я увидела это замечательное удобное дерево с кучей сучьев и ветвей рядом с беседкой, я не смогла удержаться. Потому что знала, что если тетенька меня увидит, то, наверное, прогонит прочь, а если я залезу на дерево и спрячусь среди листьев, то хотя бы смогу ее немного послушать.

Я соскучилась.

Дело было вовсе не в том, что меня разозлило представление обо мне Щица, я просто соскучилась по тетеньке – но я с большим трудом призналась в этом даже самой себе.

Я все так же не посещала ее уроки и обходила по широкой дуге, потому что меня крепко обидело ее нежелание показывать, что мы знакомы.

– Здравствуйте, – вежливо сказали откуда-то с земли, – простите, прекрасная дева, вы не могли бы слезть с дуба?

– Разве это дуб? – удивилась я.

– Понятия не имею. Тут очень разные листья на ветках. Странное дерево.

– И правда, странное, – я вежливо поддержала беседу, – а погода сегодня просто замечательная.

Надо же. Обычно люди вверх не смотрят. Я-то думала, что хорошо спряталась. Надо было на волосы какой-нибудь платок накинуть, что ли… О! Хоть где-то пригодился бы форменный чепец академии! Только Бонни их на заплаты для форменных платьев пустила. Вот как впервые разодрала подол во время погони за каким-то сильно больным на голову раненым оленем, так и пустила.

И какое вообще дело обычному прохожему, где я сижу? Хм, а вот если у человека тайное свидание, то ему стоит разогнать всех свидетелей… Так что если я слезу, то увижу лицо коварного тетенькиного соблазнителя вблизи, а не вот так вот, между веток.

Тут я нервно хихикнула.

В представившейся перед моим внутренним взором сцене соблазнения тетеньки все было на месте: и развевающиеся занавески, и мощная фигура прекрасного мужчины, и даже обстановка подходила для фривольного будуара – мало ли, тетенька приехала к кому-то в гости; только вот тетенька, которую мое воображение отказывалось представлять в чем-либо ином, кроме ее глухой ночной рубашки с жестким накрахмаленным воротником под горло, вместо смущений и робких вздохов знакомо кривила лицо и читала бедняге какую-то нотацию.

– Слезай давай, – буркнул мужчина.

– Не умею, – брякнула я.

– Тьфу! Да тут…

– Здравствуйте, нэй. Здравствуйте, Е… Эля.

Имя «Эля», данное мне подругой, еще никогда так дико неуместно не слышалось. Я аж закашлялась. Если до «здравствуйте» тетенька еще выдерживала обычный свой холодный тон, то «Эля» получилось… теплым, что ли?

– Здравствуйте, тетенька.

Я легла на ветку животом и опустила голову вниз. Коса скользнула из-за спины и повисла веревочкой: если бы тетенька высоко-высоко подпрыгнула, она могла бы за нее дернуть.

– Эля, спускайтесь.

– Для этого мне нужна лестница и садовник, – сообщила я невинно.

– Да чем ты вообще здесь занимаешься?.. – наконец не выдержала тетенька, переходя на раздраженное «ты».

– Знакомлюсь с будущим дядей! – просияла я. – Дяденька, вас как зовут?

«Дядя» на вид был мой ровесник, не больше. Высокий, худой. Кареглазый и курносый: это я хорошо разглядела, потому что он задрал голову. Волосы русые, но темнее, чем у Щица.

И он улыбался. Очень знакомо улыбался.

Наполовину улыбался.

Это сходство я уловила сразу. Быть может, даже и не семейное: но теперь я знала, от кого у Щица эта дурная привычка.

А еще всякие мелкие привычные жесты – это самое что ни на есть настоящее и единственное, чему можно верить, если речь идет о Щицевом племени колдунов, которые легко и непринужденно могут превратиться в рыжую девицу, если подержать им зеркало.

– Каким еще дядей, Эля, что на тебя нашло? Нэй попросил меня разобрать с ним образование неправильных глаголов с «хенрк» в конце слога…

– Нэй кто?

– А?

– Тетенька, вы зовете его просто «нэй». Вашего ученика?

И я показала ему, как надо улыбаться. Широко, до ушей, обнажая весь верхний ряд зубов. Возможно, получилось немного плотоядно.

– Если верить слухам, – добавила я, – вы уже обвенчались. А меня чего не позвали?

– Может, перестанешь оповещать об этом всю округу с дерева? – зашипела тетенька. – Ты в своем уме вообще?

– А пусть дяденька колдун об округе позаботится. Вас, тетенька, не прошу, вы заботиться не умеете…

Тут тетенька пнула дерево. И еще раз пнула. И еще.

– Ты, ду-у-ура, – вдруг не выдержала она и уцепилась рукой за ветку, – вместо того, чтобы тихо и мирно учиться, – я думала, она эту ветку трясти будет, но она подтянулась и села на нее, как настоящая гимнастка в цирке, – полезла не в свое дело…

Тут я запаниковала, потому что выше были только очень тонкие ветки, и они бы меня не выдержали, снизу очень быстро приближалась тетенька, а летать я пока еще не научилась.

– Спуталась с какими-то, простите, нэй, – она послала учтивую улыбку вниз, «дяденьке», который, кажется, изо всех сил сдерживался, чтобы не засмеяться – видать, мое обескураженное лицо того заслуживало, – малолетними бездарями, – это она, видимо, про Бонни, – и нарушителями спокойствия, – а это Щиц, – притащила за собой бедного мальчика, – это вроде бы Элий, – а теперь устраиваешь скандал среди бела дня?! На дереве?!

И что возмущает ее больше?

Воспользовавшись тем, что тетенька временно была с другой стороны ствола, я решилась на крайние меры. Я повисла на ветке, держась двумя руками… А потом их разжала, с визгом полетев земле навстречу.

Руки я ободрала. В мягкой на вид траве оказалось полно всяких мелких камешков.

И, кажется, немного вывихнула запястье. По крайней мере, оно подозрительно хрустнуло.

Если бы я не решила в панике убежать, обошлась бы даже без ободранной коленки. А так я не очень удачно споткнулась, и прежде, чем «дяденька» успел отмереть после моего предыдущего внезапного падения и поймать меня за локоть, – хоть, к чести его сказать, он попытался, – полетела коленкой прямо на острый гравий ведущей к беседке дорожки.

Я не заревела.

Только сморгнула пару слезинок.

Тетенька оказалась рядом, как будто и не было ее внезапной эскапады с деревом, вся такая отглаженная, отутюженная, прямая и аккуратная, присела и потянула к себе мою ногу, как будто это ее личная нога, деловито повертела, рассматривая окровавленную дырищу на чулке.

– До свадьбы заживет, – резюмировала она, – давай, пойдем в беседку, я тебе ногу обработаю.

– Тетенька, а это очень знакомый тебе дяденька, да? – прошептала я. – Ты даже при слугах по деревьям не лазила…

А уж при мне тем более. Может, какой-то злобный оборотень тетеньку съел и занял ее место? Не поискать ли мне у нее большие зубки?