Ноги были как ватные. И руки. И шея. Я вся была как одна большая набитая ватой кукла. Да уж, ранула на помощь, как же.

Мне бы кто помог.

Удивительно, как я успела привыкнуть, что Щиц или Бонни вечно оказываются рядом. Я перестала надеяться только на себя, расслабилась, решила, что все обойдется – и вот чем все кончилось. Хрупкий карточный домик, который мы с таким трудом пытались построить, все-таки развалится, и развалим мы его собственными руками. Уязвленное самолюбие Бонни – что еще могло толкнуть ее на такой дурацкий поступок? Щицева самоуверенность… и моя новая привычка совать нос в дела тех, кто всего-то попросил держаться от этих дел подальше, сложились в убийственную комбинацию.

Думаю, подобного рода уныние – это был какой-то побочный эффект ритуала Бонни. Раньше мне не было свойственно накрывать поминальный стол при первых признаках бед, которых еще могло и не случиться. Но я была так обессилена, что не могла даже толком пораскинуть мозгами: смотрела, как маленький смелый муравей пересекает бесконечность дощатого пола беседки, пока одна-единственная паническая мысль наворачивала в моей опустевшей черепушке круги, как встревоженная курица по двору.

– Хэй, девочка… – Салатонне присел рядом со мной на корточки, протянул руку и взял меня за подбородок.

Он изучал мое лицо мгновение или час – восприятие времени у меня тоже было ни к черту.

– Девочка… – растерянно повторил он, – ты чего?

Я сглотнула тягучую слюну.

– Тетеньку…

Он приложил холодные пальцы к моему лбу. Рука дрогнула: он уже не ожидал ответа.

– Позвать Акату?

– Не надо тетеньку…

Он даже знает ее настоящее имя… хотя его мог узнать любой желающий.

Испуганная курица в моей голове остановилась и заинтересованно склонила голову набок. А чего это дяденька желает от моей тетеньки?

– Уф, и получасу не прошло, – покачал головой Салатонне, – это же надо. На что это ты так потратилась?

– Не… я. – Я с большим трудом сгребла мысли в кучку, из которой с еще большим трудом выуживала слова: – Кьямяо гундын хорошо.

– Я не знаю шенского, – после недолгого раздумья сообщил Салатонне, – я могу для тебя что-нибудь сделать? Довести до комнаты? Позвать… – он замялся, – преподавателя?

– Ки… – наткнувшись на недоумевающий взгляд, я поправилась: – То есть… это значит «нет». Я сама… справлюсь.

– Я не могу тебя так оставить… Я бы поделился с тобой силами, но мне нельзя тут колдовать, – огорчился Салатонне, поднял меня с пола и аккуратно воодрузил на скамейку, с которой я недавно безуспешно попыталась встать, – может, твой фамильяр позовет на по…

Его лицо так забавно вытянулось.

– Я подожду, пока он придет, – сказала я. – Можете идти.

Салатонне покачал головой.

– Я лучше посижу тут. Мало ли, опять решу пройти кружным путем, но найду здесь уже твой хладный труп? Аката мне не простит.

– Верно… Лучшие годы жизни – впустую, – улыбнулась я. – Вы ей… кто?

– Никто. Просто колдуны и ведьмы все хоть шапочно, да знакомы, – пожал плечами Салатонне, – нас не так много. Я старше твой тети на пару лет, мы учились бок о бок, иногда пересекались, знали друг друга в лицо, вот и все. А когда наши дети связались друг с другом, пришлось завести знакомство поближе.

Он так просто сказал «наши дети». Как долго он заботился о Щице после поспешного бегства его отца? Щиц не врал, когда рассказывал мне свою историю; циркач Салатонне же в последние годы болтался по стране, всплывая в газетных сводках то тут, то там, он не мог быть «отцом в Шене». И правда – всего лишь друг отца? Учитель?

Учитель, который говорит «мой ребенок», сам того не замечая? Насколько же ты к этому ребенку, который в распрямленном виде, наверное, головой в потолок упирается, привязан?

И почему появился только сейчас?

Я хотела спросить об этом, но понимала, что вряд ли могу рассчитывать на откровенность. К тому же это дела его и Щица, и я не видела особенной необходимости в них лезть. Удовлетворить любопытство? Про юную тетеньку мне было бы куда интереснее послушать.

– Тетенька, она… всегда была такой, да?

– Ну… – протянул Салатонне, – у меня не лучшая память, но я смутно припоминаю чей-то день рождения, где она умудрилась получить корону Королевы Пива. Тогда в «Зеленых Бесах» еще не так разбавляли, и это можно было пить… Впрочем, тебе только предстоит это увлекательнейшее исследование.

Что может быть увлекательного в исследовании окрестных пивных? Я фыркнула.

– Трудновато поверить.

– Просто она оставила ее здесь. Вместе с преподаванием, – После долгих обшариваний карманов Салатонне извлек на свет измятую конфету и скептически ее оглядел. – Как думаешь, она испортилась?

– Я бы не рискнула.

– Да? – он загрустил. – А я хотел отдать ее тебе. Ничто так не помогает, как сладкое. Вот, держи, – он вложил конфету мне в ладонь и сжал мои пальцы в кулак, – кто не рискует, тот не жует? Или вроде того, ну.

– Вы похожи. С Щицем. Немного.

– Да ладно? – Салатонне вытянул перед собой руки и с удивлением воззрился на испачканные в растаявшем шоколаде ладони. – Быть не может.

– Не… внешностью. Повадками, что ли.

Так же, как я хотела поговорить о тетеньке, он хотел поговорить о Щице; я приняла это как сделку. К тому же я говорила правду.

– Вот как!

– Что вы хотите для него сделать? – спросила я.

– Ты тоже похожа на свою тетку, – улыбнулся Салатонне, и улыбка эта – улыбка уставшего и многое повидавшего человека, – удивительно не шла к его фальшивому мальчишескому лицу, – ты спрашиваешь напрямую.

– У меня в арсенале есть два подхода: папенькин и тетенькин, но для папенькиного мне не хватает богато накрытого стола и пары бутылей домашнего вина по секретному рецепту нэйе Улины, – лучезарно улыбнулась я и добавила: – А больше всего не хватает времени.

– Я бы хотел, чтобы он мог закончить обучение, – серьезно сказал Салатонне, – он ведь очень талантливый парень. Я хотел бы, чтобы ему не мешали грехи его отца и мои. Я мечтатель по натуре своей…

– И потому стали мошенником по профессии?

Я не могла его не поддеть.

– Я продаю людям мечту – кто виноват, что мечтают они о глупостях?

– Типа той русалки?

– Никто не должен был увидеть шва: я же не знал, что мне на пути встретится одна маленькая любопытная ведьма, которой нипочем мороки? – Он слегка нажал пальцем мне на кончик носа, возвращая мою выходку в самом начале нашего знакомства.

– Я вовсе не ведьма, – надулась я, – я просто… жертва обстоятельств.

– А вот это ты зря, – нахмурился Салатонне, – никто не пожелает своему ребенку быть жертвой. Лучше уж ведьмой. И я не исключение. И твоя тетя тоже.