Вук был доволен не меньше. И не только потому, что спасзаложников, снова видит Миленко, избегнул смерти. Он был словно пьян – и слащевина, чем смертельная опасность, ему еще не удавалось отведать! Он знал, чтоотныне вновь и вновь будет тянуться к этой роковой чаре, покуда не упьется досмерти!

Стемнело. Ехать ночью по незнакомой горной дороге, рискуясорваться со скалы или нарваться на шальную турецкую пулю, было неразумно, апотому побратимы забрались в пещеру, где целый день провел Миленко, и, поужинавда подкрепившись доброй фляжкой ракии, закутались в овчинные свитки (ведь стоялоктябрь, а ночи в Боснии, не в пример герцеговинским, холодны), улеглись спать.

Сон их был столь крепок, что они не смогли пробудиться дополудня, а там пришлось отсиживаться в пещере опять до вечера: в Сараево прибылбольшой оттоманский отряд с длинным обозом, телеги которого тянулись по дороге,поднимая пыль, до самого вечера. Так что они вновь заночевали в пещере, однакона следующее утро не оплошали: чуть рассвело, оседлали коней – и с первымилучами солнца были уже далеко на дороге, ведущей к Планинскому Слапу.

* * *

Дым они увидели, еще когда были в горах. Над разноцветными,по-осеннему нарядными склонами как будто простерлась зловещая черная тень,заслоняя солнце и наводя страх. Бог весть, что и почему могло гореть, но Вук иМиленко, переглянувшись, разом подхлестнули коней и, не думая об опасности,понеслись во весь опор. Только на миг они замедлили стремительный скок коней,осадив их на повороте, откуда открылась долина, усыпанная домиками, –Планинский Слап, – и оба поняли, что ужасные предчувствия их не обманули:горела именно усадьба Милорада Балича!

И все-таки побратимы полагали, что это обычный пожар,страшная, трагическая случайность, но не более.

Приблизившись, они могли разглядеть сквозь дым, что тяжелыйзабор цел. Горели жилые постройки, сараи. Но что за странный пожар, которыйникто не видит? Почему вся задруга не собралась здесь, передавая из рук в рукиведра с водой? Почему кругом тишина и безлюдье? Где хозяева?

И тут всадники увидели их. На какой-то миг им почудилось,что пять человек высунулись из-за высокой ограды, приветствуя долгожданныхгостей. Дым заволакивал округу, мешал смотреть, и Вуку с Миленко былонепонятно, как это Балич и другие поднялись над оградой много вышечеловеческого роста.

Но нет... это были не люди, а их головы! Пять голов,насаженных на колья!

Голова Милорада Балича. Голова молодого парня с длинными,как у отца, усами – так вот какой он, Божидар Балич... вот он какой был!..

Голова Марко Балича, – знать, он не вернулся домой, решилпроводить любимого племянника – и нашел свою смерть. А рядом торчали головыПетрика и Юхрима – сичевиков, запорожцев, мятежных галерников.

Вук не помнил, сколько минут или часов простоял он, словнопораженный молнией, не чувствуя, как дым или слезы разъедают глаза.

Миленко раньше смог разорвать путы оцепенения и бросился водвор, а вскоре появился, волоча обугленный труп. Это была жена Балича. И Вук,наконец вспомнив, что здесь были еще и женщины, начал помогать товарищу.

Не обмолвясь ни словом, они вытащили из-под тлеющих развалинчетыре обгорелых тела – это были служанки. Погибли они и вся семья Балича –побратимы не нашли только следов Аницы и Бояны. И вдруг, исполнясь новой надежды,они бросились по окрестным домам, крича, призывая, моля – но не дождалисьответа, везде было пусто.

Где же люди?! Если убиты, где их тела? Вук и Миленко сорвалигорло, крича, зовя, и даже не поверили своим ушам, когда вдруг услышали слабый,дребезжащий голосок, исходящий словно бы из-под земли. Миленко, помертвев,перекрестился, а Вук бросился в дом, откуда слышался зов, – и вытащил изпогреба дряхлую старушку. Не скоро побратимы смогли разобрать ее бормотание, акогда выслушали ее, то поняли, что увиденное – еще не самое страшное, что ихожидало.

Слух о том, что сербы убили в Сараеве мусульманского купца,вмиг облетел окрестности. В эти дни из Мостара шел в Сараево небольшой военныйотряд, который ускорил свое передвижение, чтобы собственноручно расправиться сзаложниками. Однако неподалеку от города им встретился какой-то оборванец,поведавший, что заложники отпущены на свободу. Он умолчал, почему ихотпустили... Кто был тот человек – неведомо. Просто озлобленный мусульманин,ненавидящий всех православных? Болтун, который ради красного словца не пожалелбы и родного отца, не то что влахов? А может быть, истинный виновник, тот самыйубийца и грабитель, из-за которого и разразились все несчастья? В недобруюминуту он увидел Марко Балича, который вместе с племянником ехал в задругу, вовсеуслышанье радуясь освобождению Божидара. И после ядовитых слов негодяя весьотряд повернул к Планинскому Слапу.

...Пока оттоманцы расправлялись с усадьбой Балича, жителисела успели убежать в горы – все, от мала до велика, побросав свое добро,спасая только жизни. Одна старая бабка, у которой не было сил идти, схорониласьв погребе. Турки ограбили селение и ушли, оставив на месте дома Балича пепелищеи трупы всех его домочадцев, кроме Аницы и Бояны: девушек османы увели с собой.

Побратимы молча смотрели друг на друга. Они знали, что этоозначает для сестер – позор и бесчестие.

– Лучше бы им остаться здесь, – наконец пробормотал Миленко,– лучше бы им умереть!

Вук, до глубины души ужаснувшись его словам, все же ненашелся, чем возразить другу. Жизнь человеческая значила для них не слишкоммногое, тем более женская судьба, но он понимал – или думал, будто понимает, –что означает для женщины насилие. Миленко считал, что для его невесты лучшесмерть... и Вук не решался с ним спорить.

– Да опростите, – задребезжал рядом старушечий голосок, –теперь, о юнаци, дайте сказать мне! Ваши слова – это слова мужчин. Но если бывсе случалось так, как пожелали вы, не осталось бы ни одной женщины, чтобырожать сербов! Насильник уходит, а женщина остается. Она поднимается,одергивает порванную юбку, утирает слезы и кровь, терпит позор и побои – ноживет, живет, чтобы в доме у ее сурового мужчины была чорба и каймак, чтобыракия плескалась в его чарке, чтобы горел огонь в очаге, чтобы ему было когобранить, кого бить, с кем спать ночами! Потом она рожает ему сыновей, и онивырастают, и идут на войну, и врываются в горящие села, и насилуют женщин, иуходят своим путем – а женщины остаются. И все начинается сначала... Вот теслова, которые может вам сказать женщина. А теперь поступайте как знаете.

Старуха умолкла, с трудом повернувшись, медленно побрела подвору.