Золотое перо резко вычеркнуло нежелательное имя. Блюхервнимательно посмотрел на комдива Градова, оценил ли тот этот акт доверия, иувидел, что оценил.

* * *

Быть может, как раз в этот момент Вероника окончательно ужнаплясалась в теннисе и прекратила игру. Тут же она и заметила Вуйновича.

– Вадим, какими судьбами?! Ой, воображаю, какая я сейчасстрашная! Что же вы столько лет пропадали? Просто испарился человек сгоризонта!

Вуйнович, донельзя смущенный, клянущий себя за то, что неушел на пять минут раньше – что делать, никак не мог оторвать взгляда отскачков грации, – вертящий в руках так и не укрывшую его фуражку, бормоталчто-то несусветное:

– ...Слепой случай... удивительное совпадение... шел мимо,слышу стук мяча... лаун-теннис... никогда не видел раньше... зашел, и вдруг...вы, собственной персоной... ей-ей, меньше всего ожидал...

Не прерывая, она смотрела на него с улыбкой, как бы даваяему понять, что его страсть ей вовсе не противна, если она останется в такихвот милых романтических пропорциях. Он замолчал, и тогда она снова вступила всев том же, отлично, как ей казалось, найденном тоне:

– Ах, вот как? Значит, вы обо мне никогда и не думаете?Хорош друг. Ну, ладно, ладно, вы арестованы, комполка! Идемте на дачу, все вамбудут рады!

От этого приглашения у Вадима сильно дернулись лицевыемышцы. «Особенно профессор будет рад», – подумал он. Надел фуражку, взялпод козырек.

– Простите, не могу, Вероника Александpовна. Спешу навокзал. Как раз сегодня уезжаю в Таджикистан.

– Надолго ли? – с досадой воскликнула она и подумала:как в книгах.

– Может быть, навсегда, – сказал Вадим и быстро пошел квыходу.

Какая сильная прекрасная фигура, подумала, глядя ему вслед,Вероника. Легко представить, как бы он меня взял. Тут подбежал совсем ошалевшийот двухчасового кружения Борис IV.

* * *

Пользуясь неожиданными благами бабьего лета, Градовы вынеслина веранду самовар. Потекло традиционное летнее чаепитие с домашними вареньямиразных сортов и с государственными бубликами.

За столом в этот вечер сидели Борис Никитич, его помощникСавва Китайгородский, Мэри Вахтанговна, прислуга, или, по нынешнейтерминологии, домработница, Агаша, «богиня тенниса» Вероника, ее сын,исполненный достоинства Борис IV, а также новый член семьи, «кулацкое отродье»Митя Сапунов.

Прошло чуть больше недели с того дня, как полуживогомальчика привезли в Москву и водворили в Серебряном Бору, вызвав жуткийпереполох всего семейства. Теперь его узнать было нельзя: отъелся, был вымыт,пострижен, одет в хороший свитерок. Только взгляд его остался страшноватый,легко было бы сказать «затравленного волчонка», если бы временами в нем немелькало совсем уж что-то непостижимое и ужасное, некий взгляд-невзгляд.Впрочем, мелькало все реже, а иногда Митя даже улыбался, когда мама Мэригладила его по голове и подкладывала на тарелку кусочек сыра и ветчины. Совсемуж нежно он улыбался, когда вдруг друг дома Пифагор обдавал его жарким дыханиеми клал ему свою морду на сгиб руки.

Тем временем Борис Никитич и Савва обсуждали своипрофессиональные дела.

– Коллегия наркомата одобрила наше предложение. Так чтоготовьтесь, Савва, – сказал Градов.

– Да неужто? – Савва радостно заволновался. –Значит, может действительно войти в практику? Значит, внедрение анестезии поГрадову не за горами?

– Нет, не за горами, – улыбнулся профессор. – Аеще точнее, оперируем послезавтра.

В этот как раз момент на веранду со стороны сада началаподниматься молодая марксистская пара. Они держались за руки и в четыре очковыхстекла сияли друг на друга. Все на них смотрели, а они ни на кого не обращаливнимания. Агаша налила им чаю, они сели рядом с жарким самоваром. Палящий егобок как бы еще ярче вздул веснушки Цецилии. Ни чай, ни варенье не интересовалиКирилла, только лишь эти веснушки.

– Кирилл, что с тобой? – строго спросила Мэри Вахтанговна.Нельзя сказать, что она была в восторге от выбора младшего сына.

– Да мы только что расписались с Розенблюм, – сказалКирилл.

Агаша всплеснула руками:

– А, батюшки! И без свадьбы?

Вероника фыркнула:

– Интересно, вы и в постели друг друга называете по фамилии?

– Вероника! – осадила ее свекровь.

Кирилл же просто подхихикнул Веронике, он бестолково кивалдомашним, сжимая под столом руку Цецилии. Пропал сумрачный догматик, уступивместо влюбленному школяру. Он даже шутил!

– Раз уж мы умудрились заиметь восьмилетнего сына, мы должныбыли пожениться!

Мэри Вахтанговна тут же обеспокоилась:

– А вам не кажется, что Мите будет лучше, если его усыновиммы с Бо?

Цецилия сразу же отвлеклась от любовного отсвечивания,высказалась категорически:

– Позвольте, Мэри Вахтанговна, ребенок должен быть со своимиродителями, то есть с нами!

– Ну, вот я и опять дед! – весело воскликнул БорисНикитич. – Мог стать четырежды отцом, а стал дважды дедом!

– А что ты сам, Митенька, думаешь? – спросила Мэримальчика.

Тот вздрогнул с набитым ртом, потом опустил глаза и буркнул:

– Я чай пью.

– Ответ, достойный Сократа! – вскричал профессор. Всезааплодировали.

Мэри оставалась чрезвычайно серьезной, голос ее слегкадрожал:

– Я настаиваю, я даже требую, чтобы Митя оставался с нами,хотя бы пока вы не получите приличную квартиру.

Подняв подбородок, с видом оскорбленного достоинства онапокинула веранду. Почти немедленно из дома стал доноситься взволнованный рокотрояля.

– Слышишь?! – грозно сказал Борис Никитич Кириллу,после чего повернулся к своему ассистенту и отъединился от сложных делсемьи. – Завтра берите день отгула, Савва, и ничего не делайте.Расслабляйтесь, отдыхайте. Операция должна пройти безупречно и с блеском,батенька мой.

Савва засобирался домой, хотя ему вовсе не хотелось уходить.Всякий раз, когда он бывал в Серебряном Бору, ему казалось, что он встречаетсяс Ниной. Агаша, прекрасно понимавшая страдания молодого специалиста, принеслаему сверточек со своими коронными пирожками. По дороге с кухни она заглянула вокно и пропела сладким голоском:

– А вот и Никитушка возвращается. Вон какой веселый шагает,моя ладушка.

Вероника увидела идущего от калитки мужа и картинно закурилапапиросу: «Что-то он слишком веселый возвращается».