— Значит, ты должен найти общий язык с Помпеем, а доего приезда не очень раздражать своих сенаторов, — рассудительно сказалаАврелия. — Завтра пошли своего друга Красса к Цицерону, пусть он расскажетему в общих чертах о заговоре. Консул сразу поймет, от кого пришел Красс. И влюбом случае твои интересы не пострадают.

Цезарь задумался, обдумывая, какие выгоды сулит ему этопредложение.

— Ты должен понимать, что катилинарии не смогут взятьПренесте, — продолжала мать, — раз уж Цицерон знает об этом. Будьосторожен, наш консул хитер, как раненый лис. Хотя и ты достаточно мудр.

Цезарь усмехнулся. Мать так редко хвалила его.

— Когда ты хвалила меня в последний раз,помнишь? — спросил он, улыбаясь.

— А ты хотел бы, чтобы я расточала тебе похвалы, —презрительно сказала Аврелия. — Ты не просто мой сын, я всегда помнила,что в тебе кровь двух великих римских родов — Юлиев и Аврелиев. Подвиги идоблесть твоих предков известны всему Риму. Ты обязан быть не простонаследником их славы, а превзойти всех, всех Аврелиев и всех Юлиев, всех, ктобыл в наших родах.

— Даже Гая Мария? — иронически спросил Цезарь.

— Даже его, — гордо вскинула голову мать и,помолчав мгновение, тихо начала рассказывать. — Когда ты родился, Юпитер,великий и всеблагой, грохотал в небесах, а на крышу нашего дома сел орел.Прорицатели сказали мне тогда, что я родила необыкновенного римлянина, которыйпревзойдет своей славой Александра и Ганнибала. Как я тогда мучилась, страдалаво время родов. Едва тебя подняли, как я увидела твои широко раскрытые глаза,словно ты уже понимал все происходящее вокруг. Стоявшие рядом женщинызакричали, им не приходилось видеть такого. И при этом ты молчал. Это было такстрашно, что я крикнула: «Почему он не плачет?» Меня успокоила твоя тетка.«Сейчас он заплачет», — сказала она и перевернула тебя. И тогда тызаплакал. Но этот твой взгляд при рождении, твое сморщенное личико с открытымиглазами остались в моей памяти навсегда. Ты рожден для великих дел,Цезарь, — закончила Аврелия, — и я верю в тебя.

Сын улыбнулся. Политик уступил место женщине, а женщинастала матерью, для которой нет в этом мире ничего важнее ее собственного чада.

— А предупредить Катилину тоже нужно, — внезапносказала Аврелия, и Цезарь подивился ее мгновенному переходу, — иначе егобезумные последователи безрассудно полезут на стены Пренесте, и тогда погибнуттысячи невиновных римлян в угоду Цицерону и Катилине.

— Я об этом уже подумал, — кивнул Цезарь, — япошлю гонцов к Катилине, как только встану из-за стола.

— Сделай это быстрее, — требовательно сказаламать. — И зайди сегодня к этой блуднице Семпронии.

— К ней? Зачем? — изумлению Цезаря не былограниц. — Откуда ты ее знаешь?

— Ее знает весь город. Она и Клодия — первые распутницыв Риме, — покачала головой мать, — но ты должен пойти к ней. УСемпронии лежит раненый Вибий Аврелий. Он из нашего рода Аврелиев, и ему непристало быть в таком обществе. Его отец, Аврелий Антистий, отрекся от него ине придет к тебе, но я прошу тебя забрать его от нее и привести в наш дом.Потомок Аврелиев не может жить в доме блудницы.

— Ты думаешь, он захочет покинуть ее дом? —недоверчиво спросил Цезарь.

— Значит, ты его уговоришь, — улыбнуласьАврелия, — я думаю, что верховный жрец должен заботиться о нравственностив Риме, хоть иногда.

Цезарь рассмеялся, поняв намек матери.

Едва окончив завтракать, Цезарь приказал позвать Никофема ипосле короткого разговора отправил его в дом Катилины. Никофем послушнобросился исполнять поручение своего патрона. Получив известие о том, чтопопытка авантюры в Пренесте раскрыта, Катилина вначале не поверил и едва неубил Никофема, посчитав того лазутчиком Цицерона. Но, успокоившись, понял,какой шанс для спасения им предоставил Цезарь. Через полчаса из дома Катилинывыехал всадник, спешивший к Капенским воротам.

Именно в эти мгновения Цезарь входил в дом Красса иобдумывал предстоящий разговор. Хозяин дома встретил его в перистиле, кудавыходили почти все комнаты его огромного дома. Дом Красса, самого богатогочеловека в Риме, ничуть не уступал дому Лукулла. Мощные колонны в перистилепокоились на каменном основании — стилобате, завершались сверху искусноотделанным антамблементом, соединительными балками между камнями. Колонны былиукрашены резьбой, изображавшей сцены римской и греческой мифологии. В эдикулах,обрамленных колоннами, стояли статуи греческих мастеров. В саду перистиля былоразбито несколько фонтанов, которые считались для римлян чрезвычайной роскошью.Право на проведение воды в собственный дом не могли получить даже самые знатныеримляне, так как вода и водопроводы считались общественным достоянием, иархитекторам Красса пришлось создать хитроумную систему акведуков, скрытуюзеленью и деревьями, протянув ее с самого конца города, что обошлось хозяинудома в огромную сумму.

Казалось, колонны росли прямо в саду, настолько незаметнымибыли их каменные основания, скрытые экзотическими кустами цветов, завезенных всад из разных концов Внутреннего моря.[112]

Цезарь приветливо улыбнулся Крассу, когда тот вышел к нему водной тунике.

— Во имя великих богов! — воскликнул удивленныйхозяин. — Что случилось?

— Катилина собирается захватить сегодня вечеромПренесте, — вместо приветствия сказал Цезарь.

Красс изумленно посмотрел на своего гостя:

— Он собирается начать войну?

— Его люди готовились захватить сегодня Пренесте, но обэтом узнал Цицерон, — продолжал Цезарь, — крепость наверняка ужесильно укреплена, и если катилинарии сунутся туда, их постигнет неудача.

— Так, — задумался Красс, — что ты решилпредпринять?

— Я на всякий случай предупредил Катилину, чтобы они неосмелились брать крепость. Тебе быстро нужно найти двух-трех сенаторов,желательно из самых знатных семей, например, Сципиона и Марцелла, и пойти к Цицерону.

— Мне к этому болтуну? — недоверчиво спросилКрасс.

— И не просто пойти, а взять с собой письмо, котороеты, якобы, получил от друзей. В нем тебя предупреждают о готовящемся заговоре.Нужно показать нашу лояльность не только перед сенатом, но и перед всем римскимнародом, дабы имена катилинариев не ставились рядом с нашими именами насудебных табличках осужденных к изгнанию.

Красс все понял. Он задумался, медленно просчитывая всеварианты такого предложения. Цезарь терпеливо ждал. Наконец, Марк Красс кивнулголовой, соглашаясь.

Вечером этого длинного дня у крепостных стен Пренесте непоявился ни один воин с оружием в руках. Ночь прошла тихо, несмотря на боевоедежурство всех четырех римских когорт. Наступили ноябрьские календы этогозатянувшегося года.