– Список контактов. Я нашел его после того, как ты ушла.

Он лгал. Ничего подобного не было. Как бы Тейт ни раздобыл мой номер, ему пришлось ради этого потрудиться. Это заставило меня улыбнуться. Как и тот факт, что он помнил мои слова с того дня, когда мы убирали в комнате Келлана.

– Пенни за твои мысли, – прошептала я ему еще хриплым голосом.

– Я хотел бы видеть больше тебя и меньше твоей одежды. Пенни за твои.

Я хочу крепко тебя поцеловать. Позволить тебе разорвать меня в клочья руками, языком и словами. Хочу рассказать тебе всю правду и обнимать тебя, пока ты с ней не смиришься.

Вместо этого я покачала правой ногой и вздохнула.

– Думаю, мне стоит поторопиться, пока у меня не возникли проблемы из-за опоздания. Прощай, Тейт.

Глава пятидесятая

= Тейт =

Я чувствовал себя преступником, совершившим преступление после нескольких недель подготовки.

С того момента, как я впервые увидел Шарлотту Ричардс, я хотел поцеловать ее. Наконец-то я это сделал, и конец света не наступил. Полиция Нью-Йорка не стучалась в мою дверь с ордером на арест за преследование. Сатана не поднялся на лифте на Землю и не вручил мне билет в Ад.

Я поцеловал ее, и конец света не наступил.

Я поцеловал ее и даже наполовину не чувствовал себя таким виноватым, как должен был.

Я поцеловал ее, и вскоре, если бы это зависело от меня, я сделал бы гораздо больше, чем просто поцеловал ее.

Глава пятьдесят первая

= Шарлотта =

Если бы книги были мужчинами, они были бы бабниками, которые встречались со всеми джессиками в районе трех штатов, изменили бы тебе с твоей лучшей подругой и бросили ради твоей сестры, написав об этом в эсэмэске.

Я знала себя достаточно хорошо, чтобы понимать: я не переживу книги. Они разорвали меня в клочья. Я никогда не встречала неодушевленного предмета, столь талантливо разбивающего сердца, как книга. Вот почему отложила чтение «Милого Яда» до вечера пятницы, прекрасно понимая, что к концу буду сплошным месивом из слез и соплей.

Я подождала, когда Лия уйдет на дополнительные вечерние занятия по микроблейдингу, – хотя мы сейчас почти не признавали друг друга, – а потом заперлась в своей комнате, включила плейлист, полный любимых групп Келлана (Anti-Flag, Antischism, Anti System и тому подобное), и вытащила рукопись из потайного места под кроватью.

Она была толстой. Толще, чем предполагалось по количеству страниц, со стикерами пяти цветов, комментариями с отметками времени, нанесенными чернилами рядом с текстом, и таким количеством страниц с загнутыми углами, что эти заметки стали бесполезными.

Я открыла рукопись на первой попавшейся странице. Столбец был усеян заметками, адресованными мне. Как будто Келлан просмотрел всю рукопись, зная, что я ее закончу.

Он планировал оставить ее тебе.

Он планировал умереть.

С самого начала.

И с буквального начала тоже, если учесть, что первый комментарий с отметкой времени был датирован следующим днем после нашей встречи. Келлан начал писать в восьмом классе. Возможно, он и не закончил бы тогда, но то, что он так рано начал рукопись…

Из своих любимых авторов я мало помнила тех, кто написал свои первые книги примерно в этом же возрасте.

С.Э. Хинтон и «Аутсайдеры».

Мэтью Грегори Льюис и «Монах».

Кристофер Паолини и «Эрагон».

Мэри Шелли и «Франкенштейн».

Келлан Маркетти был блестящ и никогда не позволял себе блистать.

Я судорожно сглотнула, отказываясь понимать, что это значит. Мне нужно было относиться к этому прагматично. Так, как если бы я была агентом, а это книга автора, которого я представляла.

Хорошо, что текст выглядел полностью законченным. Триста сорок шесть страниц одинарным интервалом. Готовым к редактированию. Плохо, что я была знакома с процессом редактирования, но никогда не делала этого сама.

Я перелистнула на первую страницу и обратила внимание на заметку на полях, в которой говорилось: «ДИКС, СНАЧАЛА ПРОЧТИ ЭТО!» Что ж, я так и сделала.

Дикс,

Большинство заметок от меня. Остальные – от претенциозного придурка из Лиги Плюща, у которого слишком много свободного времени и чрезмерно высокое мнение о себе (читай: мое будущее, если я не покончил с собой, значит, мир избежал пули). По сути, я потратил чертову уйму времени и усилий, подавая документы в Гарвард на специальные курсы, разрабатывая программу творческого письма, которую, как я знал, никогда не завершу, и все это для того, чтобы заставить профессора Мудака прочитать «Милый Яд» и сказать мне, что я не смог справиться с потерей. Бери от этого все, что пожелаешь.

– К

P.S. Этот мудак узнал, что я поступил в Гарвард, и в десяти секундах от того, чтобы купить мне новенькую машину (вероятно, «Приус», потому что он наслаждается моими вечными страданиями), и я мог ездить на учебу.

Кусочки головоломки встали на свои места. Келлану нужна была обратная связь по его книге. На самом деле он не хотел поступать в Гарвард. Знал, что так далеко не зайдет.

Я задавалась вопросом, имел ли Тейт хоть малейшее представление о том, чем занимался его брат, но это казалось маловероятным.

Мне потребовалась одна глава, чтобы понять, что книга хороша.

И я имею в виду, «Несовершенства» хороши.

Просто… Вау.

Еще четыре главы я вникала в суть книги. Еще две главы мирилась с тем, что не смогу ее закончить.

По крайней мере, не сегодня.

Не с боязнью тронуться умом.

И еще одна глава потребовалась, чтобы понять, насколько меня обманули.

Келлан – тот, который любил панк, носил килт, вечно бунтовал, слишком крутой для школы Келлан – написал историю любви.

Историю любви между мной и им.

Историю любви, которой никогда не было.

Историю любви, которой никогда не будет.

И в этом признании он принес извинения за все, через что заставил меня пройти.

Я перечитывала каждую строчку, благоговейно прикасаясь к рукописи, как будто она может ожить и вернуть Келлана.

Я с удручающей ясностью осознал, что она вовсе не была ядом. Она была противоядием. Но дозы не хватило.

Я водила кончиками пальцев по губам. Тем же губам, которые пожирал Тейт. Я вспомнила, как Келлан впервые назвал меня Ядом. Он поцеловал меня, сунул пенни мне в карман и беззаботно улыбнулся, пообещав снова увидеться в следующем году.

Стало трудно дышать. Я вытерла лицо рукавом, смахивая слезы, которые жгли мне глаза, и продолжила читать, делая паузу, когда строчка задевала меня так сильно, что у меня стучали зубы.

Самоубийство – это война двух страхов: страха смерти и страха перед тем, что толкает вас к ней. Всегда побеждает более сильная сторона. И если вы проиграете, наказание – смерть.

Я захлопнула рукопись. Засунула ее обратно под кровать. Свернулась калачиком на ковре. Заорала. Мои плечи затряслись от сил, приложенных на то, чтобы не развалиться на части. Дрожь пробежала по моему телу. Мне казалось, что органы поочередно выпадут из тела, если я не буду держать себя в руках.

Щека болела от ковра. Я почуяла его запах, старость и чрезмерное использование. Было так легко провалиться в небытие. В конце концов, мы были хорошо знакомы.

Слезы пропитали рукав моего свитера. Я снова вытерла глаза, размазав тушь.

В коридоре послышался стук удара ботинка о вешалку, отмечая возвращение Лии, но я не могла перестать плакать. Послышались глухие шаги. Она остановилась перед моей дверью. Я уставилась на тень внизу, ожидая увидеть, как она поступит.

Лия, должно быть, простояла там несколько минут, пока я шмыгала носом, плакала, рыдала, а потом направилась в свою комнату. Мгновение спустя я услышала, как захлопнулась дверь.

Перевернувшись на спину, я мысленно повторила строчку из «Милого Яда». Фразу, которая вывела меня из себя.

Раз в год, на украденный час, я позволяю себе быть ядом. Токсином. Тем, что отравляет ее. Но, поддавшись минутному эгоизму, я оттолкнул ее. С тех пор я сожалел об этом каждый день.

Впервые я увидела Келлана.

То, что заставляло его дышать и истекать кровью.

Я.

Глава пятьдесят вторая

= Тейт =

Итак, именно это и называли спиралью.

Шаг первый: весь день огрызайтесь на секретаршу вплоть до того, что застаете ее в комнате отдыха