— А по-моему, не очень. — Жанна потушила сигару прямо оклеенку — противно запахло химией. — Давай, котик, еще пари на его татарочкузаключим.

Николас Фандорин в жизни (во всяком случае, с ясельноговозраста) не бил женщину и даже не предполагал, что способен на такое, а тут сутробным, совершенно нецивилизованным рычанием потянулся, чтоб схватитьподрядчицу за плечи и вытрясти ее черную душу. Но Жанна легко, словно играючистукнула его ребром ладони по запястью, и правая рука сразу онемела, безвольноопустилась, так что пришлось схватиться за нее левой.

Олег Станиславович поморщился:

— Всё-всё, иди, отдохни. Мы с Николасм Александровичемпоговорим тет-а-тет.

— Как-нибудь после додеремся, ладно?

Профессионалка послала Николасу воздушный поцелуй, заказчикупросто кивнула и вышла из кухни.

Мужчины проводили ее взглядом. Потом Ястыков сказал:

— Не берите в голову, Николай Александрович. Если исполнитесвою работу чисто, ничего с вашей семьей не случится.

А со мной? — чуть было не смалодушествовал Фандорин, ноудержался. Ответ был и так ясен. Разве они оставят в живых такого свидетеля?

Поэтому ограничился кивком.

Ястыков отлично понял смысл паузы.

— Приятно иметь дело с выдержанным человеком. Излагаю сутьпроблемы. Сразу же по завершении операции мы связались с Куценко, объяснили емурасклад. Он, естественно, потребовал разговора с дочерью. Хочет убедиться, чтоона цела. Нормальная родительская реакция. Но штука в том, что девчонказаупрямилась. Ей суют трубку — сжала губы, и ни звука. Когда Куцый понял, чтотелефонного разговора с дочерью не будет, у него даже голос задрожал. Последнийраз я слышал, как у него дрожит голос, в пятом классе, когда я его на переменкепромокашкой кормил. Если Мират вообразит, что девчонку угрохали, начнетсятретья мировая война. Он хоть и шахматист, но от воспаления отцовских чувствможет утратить адекватность… Скажу честно, я был за то, чтобы хорошеньконадрать паршивке уши, но Жанна отсоветовала. Говорит, что девчонка крепкийорешек и что лучше прибегнуть к вашей помощи.

Олег Станиславович повертел бриллиантовый перстень намизинце, рассеянно полюбовался игрой света.

— Сказала, поболтаем с ним немножко, постращаем. Станет какшелковый. Но я, знаете ли, тоже психолог, и вижу, что с вами нужно начистоту,по-честному. Как говорится, у вас товар, у нас купец. Убедите вашу воспитанницупоговорить с папашей. Что именно она будет нести — не важно. Главное, чтобы онуслышал ее голос.

Фандорин хмуро сказал.

— Она думает, что я ее предал. Не захочет со мной говорить.

— А это уж не моя проблема. Или у вас есть товар, или нет.Если нет, придется платить собственной плотью. Знаете, как у Шекспира.

* * *

Разговор с Мирандой был тягостным. Собственно, разговоромэто назвать было нельзя, потому что говорил один Фандорин, а его ученица сиделана кровати, подобрав ноги, и смотрела в стену. Николасу был виден ее профиль:сверкающий ненавистью глаз, закушенная губа. Рука Миры сжимала тонкующиколотку. Один раз девочка отняла руку, чтобы почесать локоть, и Николасувидел на щиколотке белую полосу — так бешено стискивала она пальцы.

Он ужасно волновался. Сам понимал, что несет путануюгалиматью, поверить в которую совершенно невозможно. И Мира, разумеется, неверила. А скорее всего, даже не слушала. Просто смотрела в стену и всё.

— Я виноват перед тобой… Перед всеми вами. Я идиот, клюнулна приманку… Но я тебя не предавал, честное слово, — пробормотал он совсем ужжалким тоном. — Поговори с отцом, прошу тебя. Если ты откажешься, они тебяубьют. У них не будет другого выхода…

В ответ Мира шмыгнула носом, но, похоже, не от сдерживаемыхслез, а от ярости.

Упавшим голосом, уже ни на что не надеясь, Николас сказал:

— Неужто какой-то там химкомбинат стоит дороже жизни?Обычная сделка. У твоего отца будут и другие, не менее важные. Не понимаю…

Не оборачиваясь, она процедила:

— Где уж тебе.

Он встрепенулся. Слава богу, заговорила! И быстрей, быстрей,пока она снова не спряталась в свою раковину:

— Да что тут понимать? Твоему отцу нужны барыши, Ястыковутоже. Конечно, Мират Виленович несколько разборчивей в средствах, но тоже не ангел.Ты ведь не маленькая. И не слепая. Твой отец предприниматель, который делаетденьги, и большие деньги. А в наших джунглях делать большие деньги без острыхклыков, да еще заботясь о чистоте рук, совершенно невозможно.

— Не в деньгах дело, — отрезала Мира.

— А в чем же тогда?

— Своему нож в спину не втыкают. Так Роберт Ашотовичговорил. Папа ждал, надеялся, а теперь из-за меня всё псу под хвост? Да я лучшесдохну!

Она снова зашмыгала носом, но теперь уж точно от слез —рукавом вытерла щеку, потом еще и еще.

Николас подошел, сел рядом, протянул свой платок.

— Ты для него во сто крат важнее всех комбинатов, — сказалон тихо. — Что ему все деньги на свете, если он тебя потеряет?

Она закрыла лицо руками. Плечики сотрясались от рыданий, иНиколасу захотелось их обнять, погладить девочку по голове, прижать к груди.

Не стал — побоялся, что оттолкнет.

— Ты так говоришь, потому что о своих детях заботишься! —всхлипывая, выкрикнула Мира. — А на папу тебе наплевать! Только соври, что этоне так!

Она впервые повернулась к нему. Блестящие от слез глазаобожгли Фандорина неистовым пламенем, и он смешался, опустил голову.

— Ну то-то. — Миранда высморкалась. — Ладно, не трясись.Скажи этим козлам: поговорю.

* * *

Телефонный разговор состоялся в третьей комнате, такого женежилого вида, как две остальные, но побольше размером и с телевизором. У стен— диваны, на них разложены портативные рации, еще какая-то аппаратуранепонятного назначения, два короткоствольных автомата со складными ручками.Ясно — помещение для охраны.