— Каждый человек сам выбирает, что ему делать со своейжизнью. У нас свободная страна. Жанночка вон тоже «розовым фламинго»увлекается, но для нее это вроде чашки кофе. Слишком высокая интенсивностьнервной энергии, сумасшедший уровень адреналина, кокс выполняет функциюмодератора. А «суперрелаксан» будут жрать уроды, которым нравится хрюкать,валяясь в навозе. Зачем нам с вами, Николай Александрович, репродукция уродов?Будь моя воля, я бы бесплатно в дешевую водку, в бормотуху всякую своегопрепарата подмешивал, чтоб дебилов не плодить. — Ястыков покровительственнопохлопал Николаса по руке. — Вот вы образованный, думающий человек, так?Скажите мне, разве все беды человечества происходят не оттого, что нас, людей,на свете слишком много? Соответственно девальвируется цена одной отдельновзятой личности. На что похожа Тверская в разгар дня? Какая-то банка с килькамипряного посола. Если бы нас было в тысячу раз меньше, не было бы нипреступности, ни убийств, ни социальных пороков. И уважали бы друг друга в тысячураз больше. А если бы еще перестали размножаться слабые, глупые, никчемные (аименно такие и становятся наркоманами), весь наш биологический вид достиг быневероятной степени развития. Этот новый мир был бы прекрасен, не то чтосейчас. Ты что, Жаннуля, улыбаешься? Разве я не прав?

— Прав, Шопенгауэр, прав. — Она привстала, потянулась к немучерез стол. — Дай поцелую, спаситель человечества.

Олег Станиславович с деланным испугом отпрянул.

— Попрошу без сексуального харассмента, мисс Богомолова! Унас чисто деловые отношения.

Должно быть, при этих словах на лице Николаса появилосьнекоторое удивление, потому что Ястыков счел нужным пояснить:

— Вы что же, думали, у нас с Жанной союз любящих сердец?Нет, Николай Александрович. Во-первых, отношения заказчика с подрядчиком должныбыть платоническими, это азбука. А во-вторых, я побоялся бы ложиться с этойопасной особью в одну постель. Мне жить не надоело. Еще увлечется и придушит.Или заспит, как деревенская баба младенца.

Жанна улыбнулась:

— А еще хвастался, что сексуальный террорист. — Закуриласигару, мечтательно потянулась. — Ах, мальчики, вы не представляете, какой кайфтрахаться с объектом заказа.

— С кем? — не понял Николас.

— С тем, кого тебе заказали. Это мой самый любимый трюк.Чтоб кончить одновременно — и самой, и его. Невероятный экстаз! Знаете, почемуя сделала себе документы на фамилию Богомолова? Потому что самка богомола,потрахавшись с самцом, немедленно откусывает ему башку. Ам! — щелкнула оназубами перед носом Фандорина.

Тот от неожиданности чуть не упал с табуретки. Под дружныйхохот заказчика и подрядчицы вспомнил сцену неудачного соблазнения в«Холестерине» и содрогнулся.

Ястыков, всё еще смеясь, поцеловал Жанне руку.

— Вы даже не представляете, каким страшным оружием являютсяэти тонкие ручки и наманикюренные пальчики. Покажи ему, киска.

Снисходительно улыбнувшись, Жанна взяла стакан, чуть сдавилабольшим пальцем и мизинцем. Стекло хрустнуло, посыпалось на стол.

— В моей профессии быть женщиной удобно. — Она выпустилаоблачко дыма, стряхнула пепел в обломок стакана. — Вот тогда, на шоссе, развевы, Николай Александрович, подошли бы к джипу, если б за рулем не сидела баба?Вся такая женственная, беспомощная, а? От моих дураков вы не раз убегали, а сомной этот номер не прошел. Я вам сделала сначала кис-кис, а потом цап-царап.

Никогда еще Фандорин не встречал женщины, хотя бы отдаленнопохожей на Жанну. Смотреть на нее, слушать ее было одновременно и страшно, иинтересно.

— Послушайте, почему вы… такая? — спросил он. — Ну, не знаю…Такая безжалостная, такая нечеловеческая.

Неуклюжее слово вырвалось само собой, и Николас испугался,что Жанна обидится. Но нет — она, кажется, была даже польщена. Спросила:

— Хотите знать, в чем мой моторчик?

— Что? — удивился он.

— В каждом человеке есть моторчик, который руководит всемипоступками. Я этот моторчик сразу вижу. Например, у Олежека он называется«злость». Ты, золотце, живешь и все время злишься на тех, кто вокруг тебя. Вяслях отнимал у других детей игрушки — не потому что тебе были нужны этисовочки или машинки, а от злости. Теперь вот отнимаешь контрольные пакетыакций. А у вас, Николай Александрович, моторчик называется «умеренность». Вамхочется всегда и во всем соблюдать чувство меры, приличность, правила и тому подобное.Я же отношусь к породе человеков, моторчик которых — любопытство. Чаще всеготакими рождаются мальчики, но попадаются и девочки. В детстве мы отрываемкрылышки у бабочек или выкалываем глаза пойманному мышонку — не из садизма, аиз любопытства. Хотим посмотреть, что будет. Потом, когда вырастаем, нашелюбопытство распространяется на самые разные предметы. Из нас получаютсявеликие ученые, первооткрыватели. Или, вроде меня, специалисты по любопытнымситуациям, наилюбопытнейшая из которых смерть. Ведь правда же, смерть — самоеинтересное событие в жизни каждого? — Жанна перевела оживленный взгляд с одногомужчины на другого. Оба помалкивали, только Ястыков с улыбкой, а Фандорин без.— Сколько раз я это видела, и всё мало. Чем дальше, тем любопытней. Сначалапоражалась тому, что никогда не угадаешь, как кто будет умирать. Бывает,крутейший мужик, прямо Рэмбо, а в последний момент расхнычется, как ребенок.Или, наоборот: затюханный, почти бесполый заморыш вдруг возьмет и улыбнется такспокойно, красиво — залюбуешься. Теперь-то я научилась угадывать, и то, бывает,ошибаюсь. Но в вас, — она оценивающе посмотрела на Николаса, — я уверена.Умрете молодцом, готова поставить десять тысяч.

— Идет! — сразу же откликнулся Олег Станиславович. —Принято: десять тысяч баксов.

Ника, хоть и подозревал, что это не шутка, испугалсянесильно. И так было ясно, что живым он не выпутается. Детей бы спасти.

А Жанна всё изучала его прищуренным взглядом гурмана.

— Просить ни о чем не будет, — спрогнозировала она. — Плакатьтем более. Вообще не произнесет ни слова, сочтет ниже своего достоинства. Глазазакроет или посмотрит в небо. В общем, красиво умрет. И за это, НиколайАлександрович, я вас потом поцелую. Я всегда так делаю, когда человек красивоумирает.

Вот тут, представив себе этот посмертный поцелуй, ониспугался до судороги. И злобно подумал: плакали твои десять тысяч — нарочнобуду орать благим матом.

— Ладно, киска, хватит, — сказал Ястыков. А топерестараешься. Человек уже проникся, осознал. Ведь прониклись, НиколайАлександрович?

— Проникся, — ответил Фандорин, и ему самому понравилось,как сухо, иронично это прозвучало.