Мистер Флемминг тоже нервничал. Я почувствовала это, когдамы поднимались по лестнице большого дома, стоявшего на тихой Кенсингтонскойплощади. Миссис Флемминг поздоровалась со мной вполне любезно. Она оказаласьсимпатичной дородной женщиной, таких обычно считают прекрасными женами иматерями. Проведя меня в спальню, стены которой были обиты чистеньким, без единогопятнышка ситцем, миссис Флемминг выразила надежду, что я ни в чем не будуиспытывать нужды, и сообщила, что через пятнадцать минут ждет меня к чаю. Азатем оставила меня в одиночестве.

Я слышала, как она спустилась в гостиную на первом этаже исказала, слегка повысив голос:

– Генри, но почему, с какой стати…

Дальше я не разобрала, но по тону и так все было понятно.Потом, через пару минут, до меня долетело несколько фраз, сказанных еще болеекислым голосом:

– Я с тобой полностью согласна! Она действительнопрехорошенькая.

Ну что за кошмарная жизнь! Мужчины третируют девушку, еслиона дурнушка, а женщины, наоборот, не выносят хорошеньких.

Глубоко вздохнув, я принялась сооружать себе прическу.Волосы у меня красивые: не темно-каштановые, а черные-пречерные, я обычно ношуих распущенными, но тут я недрогнувшей рукой собрала их в пучок. Уши у менявообще-то ничего, не оттопыренные, но сегодня открывать их совсем немодно, тутсомнений быть не может. Когда мой туалет был закончен, я стала невероятнопохожа на одну из тех сироток, что гуськом плетутся на прогулку в маленькомкапоре и красной пелерине.

Спустившись в гостиную, я заметила, что миссис Флеммингпосмотрела на мои уши, и ее глаза подобрели. Что же касается мистера Флемминга,то он был явно озадачен. Ручаюсь, он сидел и думал: «Что с собой сотвориламалышка?»

Остаток дня прошел хорошо. Мы договорились, что я немедленнопримусь за поиски работы.

Перед сном я придирчиво рассмотрела свое лицо в зеркале.Неужели я действительно прехорошенькая? Честно говоря, мне так не казалось.Природа не наделила меня ни прямым греческим носом, ни алыми, словно роза,губами, ни еще какими-нибудь достоинствами, которыми должна обладать писанаякрасавица. Правда, однажды викарий сказал, что у меня глаза как «солнечныелучи, заточенные в глухой, непроходимой чаще»… Но священники буквальнонапичканы цитатами и сыплют ими, не особенно вникая в их смысл. Эх, были бы уменя глаза голубые, как у ирландок, а вовсе не темно-зеленые с желтымикрапинками! Впрочем, зеленый – вполне подходящий цвет для искательницыприключений!

Я туго замоталась в черный кусок ткани, обнажив руки иплечи. Потом распустила и зачесала назад волосы, вновь прикрыв ими уши. Затемгусто напудрила лицо, так что оно стало еще белее, чем раньше. Потом долгоискала и наконец нашла какую-то старую губную помаду и жирно-прежирно накрасилагубы. После чего подвела жженой пробкой глаза, перекинула через голое плечоалую ленту, воткнула в волосы красное перо, а сигарету сдвинула в угол рта.Выглядело впечатляюще, я осталась довольна.

– Авантюристка Анна! – громко провозгласила я, кивая своемуотражению в зеркале. – Авантюристка Анна. Глава первая. Кенсингтонский особняк.

Ну и дурехи эти девчонки!

Несколько недель я умирала от скуки. Подруги миссис Флеммингда и она сама были мне совершенно неинтересны. Они часами болтали о себе и освоих детях, о том, как трудно раздобыть для малышей хорошее молоко, и о том,что они говорят молочнице, если молоко кислое. Затем беседа перекидывалась наслуг; дамы обсуждали, как нелегко в нынешние времена подыскать хорошуюприслугу, вспоминали свои переговоры с девушками из бюро по трудоустройству.По-моему, они никогда не читали газет и абсолютно не интересовались тем, чтотворится в мире. Путешествовать им не нравилось, все везде было не так, как вАнглии. Ривьеру они, правда, одобряли, поскольку там можно было встретить уймустарых друзей.

Я слушала, еле сдерживаясь. Эти дамы в основном были богаты.Прекрасный необъятный мир простирался перед ними: путешествуй, куда хочешь, аони предпочитали торчать в скучном загаженном Лондоне и болтать про молочниц ислужанок! Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что, наверное, проявляла поотношению к ним некоторую нетерпимость. Но они были такими дурами!.. Дурамидаже в той сфере деятельности, которую сами выбрали. Большинство-то и хозяйствовели плохо и бестолково.

Дела мои продвигались довольно медленно. Денег, вырученныхот продажи дома и обстановки, еле хватило, чтобы расплатиться с долгами. Работупока найти не удавалось. Впрочем, я особенно и не стремилась устроиться наслужбу. У меня было твердое убеждение, что если искать приключений, то они обязательновстретятся где-нибудь на полпути. Человек, по-моему, всегда получает то, чтохочет.

И моя теория подтвердилась на практике.

Произошло это в январе, а точнее, восьмого января. Явозвращалась после неудачных переговоров с дамой, которая уверяла, что ей нужнакомпаньонка и секретарь, а на самом деле, видимо, мечтала о здоровеннойподенщице, которая вкалывала бы двадцать четыре часа в сутки за двадцать пятьфунтов в год. Мы расстались, чуть не поругавшись, и я отправилась поЭдгвер-роуд (дом, в котором я встречалась с той дамой, находился в районеСент-Джонс-Вуд), пересекла Гайд-парк и очутилась возле больницы Св. Георгия.Там я спустилась в подземку и взяла билет до Глочестер-роуд.

Снедаемая любопытством, я дошла до конца платформы. Мнехотелось узнать, действительно ли два туннеля, которые вели к Даун-стрит,соединяются. Выяснив, что – да, я почему-то глупо обрадовалась. Народу наплатформе было мало, в конце же ее вообще стоял только один мужчина. Проходямимо него, я подозрительно принюхалась. Больше всего на свете я ненавижу запахнафталиновых шариков! А толстое зимнее пальто мужчины пропахло ими до одурения.Обычно люди надевают зимнюю одежду не в январе, а раньше, и к Рождеству запахуспевает выветриться… Мужчина стоял чуть поодаль, у самого края платформы. Онглубоко задумался, и я могла спокойно его рассматривать, не боясь показатьсяневежливой. Щупленький, маленький, очень загорелый, с голубыми глазами инебольшой темной бородкой… Он, видно, только что из-за границы, решила я. Вотпочему его пальто так воняет нафталином. Наверно, он приехал из Индии. Наофицера не похож, офицеры бород не носят. Скорее всего, это владелец чайныхплантаций.

Тут мужчина обернулся, явно намереваясь отступить подальшеот края. Он взглянул на меня, потом перевел глаза на что-то за моей спиной и…его лицо исказилось. Исказилось от страха, панического ужаса! Он сделалневольный шаг назад, словно пытаясь избежать опасности, попятился, совсемпозабыв, что стоит на краю платформы, и упал вниз.

На рельсах что-то ярко вспыхнуло и затрещало. Я взвизгнула.На место происшествия тут же сбежался народ. Откуда ни возьмись появились двоеработников подземки и принялись отдавать распоряжения.