Репортер из «Дейли Баджет» был единственным молодымчеловеком, когда-либо переступавшим порог нашего дома. Я подчас острозавидовала Эмили, нашей миниатюрной служанке, которая при каждом удобном случае«ходила прошвырнуться» с верзилой-матросом, сделавшим ей предложение. Ну а вперерывах, чтобы (как она выражалась) «не терять форму», гуляла с подручнымзеленщика и с младшим аптекарем. Я же с грустью думала о том, что мне«поддерживать форму» не на ком. Папины друзья были пожилыми профессорами,обычно почему-то длиннобородыми. Однажды, правда, профессор Петерсон нежнообнял меня и, заявив, что у меня «ладненькая фигурка», попытался поцеловать. Носамо это заявление говорило о том, что профессор Петерсон безнадежно устарел. Яс колыбели усвоила, что никакая уважающая себя женщина не стремится иметь«ладненькую фигурку».

Я мечтала о приключениях, о любви и о романтике, а в жизнименя, похоже, ждали только серые будни. Неподалеку от нашего дома имеласьбиблиотека, где было навалом затрепанных бульварных романов, и я упиваласьчужими рассказами о любви и об опасностях, а во сне видела суровых, молчаливыхродезийцев, сильных мужчин, которые всегда «сражают врага одним ударом». У насвряд ли кто-нибудь мог «сразить врага», неважно, одним ударом или несколькими.

Еще у нас крутили кино, каждую неделю шла очередная серия«Приключений Памелы», Памела была потрясающей девушкой. Ничто ее не пугало! Онавываливалась из самолета, плавала на подводной лодке, забиралась на крышунебоскреба и не моргнув глазом опускалась на самое «дно» общества. Умом Памела,правда, не блистала, и главарь преступного мира всякий раз ловил ее. Но,поскольку ему было неинтересно просто стукнуть ее по голове – и все, он либоприговаривал бедняжку к смерти в канализационной трубе, либо изобретал ещекакие-нибудь новые удивительные способы, и к началу следующей серии героюобязательно удавалось освободить Памелу. Я выходила из кинотеатра, и голова уменя шла кругом от бредовых фантазий, но, вернувшись домой, я обнаруживалаизвещение газовой компании: она грозилась отключить нам газ, если мы не погасимзадолженность!

И все же, хоть мне это и было невдомек, приключенияприближались…

Вероятно, мало кто слыхал, что в Северной Родезии, в шахтеБроукен-Хилл, обнаружили череп первобытного человека. Однажды утром я засталапапу в таком волнении, что его в любую минуту мог хватить удар. Он тут жевыложил мне все новости:

– Понимаешь, Анна? Этот череп, конечно, похож на тот, чтонашли на Яве, но сходство поверхностное, чисто внешнее! Нет, здесь мы имеемдело с предшественником неандертальцев, я всегда так считал! Ты думаешь,«гибралтарский череп» самый древний из найденных неандертальских черепов? Нопочему? Колыбель человечества находится в Африке. Оттуда неандертальцы пришли вЕвропу…

– Папа, не надо намазывать селедку повидлом! – торопливоперебила я, поймав отцовскую руку, рассеянно блуждавшую по столу. – Так о чемты сейчас говорил?

– Они явились в Европу на… – Отец отправил в рот костлявыйкусок, подавился и закашлялся.

– Мы выезжаем немедленно! – провозгласил папа в конце обеда,поднимаясь из-за стола. – Времени терять нельзя. Нам совершенно необходимоочутиться на месте, я уверен, что мы найдем там массу интересного! Любопытно,фауна там тоже типичная для мустьерского периода? Сдается мне, что мы обнаружимостанки примитивных бизонов, а вовсе не шерстистых носорогов. Да, скоро тудаотправится небольшая экспедиция. Но мы должны опередить их! Ты сегодня жепошлешь письмо в компанию Кука. Хорошо, Анна?

– А как насчет денег, папа? – деликатно намекнула я.

Отец посмотрел на меня с укоризной.

– Одно расстройство мне с тобой, дитя мое! Ну, что у тебя завзгляды? Мы обязаны быть бессребрениками. Да-да, если занимаешься наукой, надобыть бессребреником!

– Но, по-моему, компания Кука так не считает, папа.

На отцовском лице появилась страдальческая гримаса.

– Моя милая Анна, ты заплатишь им наличными!

– У меня нет наличности, папа.

Отец вскипел от негодования.

– Дитя, я не могу вникать в эти вульгарные денежныевопросы!.. Вчера пришло письмо из банка… управляющий пишет, что у меня есть двадцатьсемь фунтов.

– Насколько я понимаю, речь идет о превышении твоегокредита.

– Ах, но у меня есть деньги, есть! Свяжись с моимииздателями!

Я не стала спорить, хотя меня одолевали сомнения. Папиныкниги приносили больше славы, чем барышей. Но вообще-то идея поехать в Родезиюмне очень даже приглянулась. «Суровые молчаливые мужчины», – в экстазепрошептала я… и заметила, что папа выглядит довольно экзотично.

– Да ты обулся в разные ботинки, папа! – воскликнула я. –Сними, пожалуйста, коричневый и надень черный. И не забудь кашне, сегодняхолодно.

Через несколько минут папа был уже как следует обут и укутани отправился на улицу.

Вернулся он поздно, и я в ужасе увидела, что ни шарфа, нипальто на нем нет.

– Послушай, Анна, а ведь и правда! Я снял их перед тем, какзалезть в пещеру. Там было так грязно…

Я с пониманием кивнула, вспомнив, как однажды папа вернулся,перепачкавшись глиной в буквальном смысле слова с головы до пят.

Кстати сказать, мы и поселились-то в Литтл-Хэмпсли восновном из-за того, что по соседству с поселком располагалась пещера, где былосделано много находок, относящихся к ориньякской культуре. У нас в поселке дажеустроили маленький музей, и его хранитель вместе с папой целыми днями торчалпод землей, извлекая на свет божий кости шерстистых носорогов и пещерныхмедведей.

…Весь тот вечер папа заходился в кашле, а наутро у негоподнялась температура. Я послала за доктором.

Бедный папочка, ему не суждено было поправиться. Он заболелдвусторонним воспалением легких и умер через четыре дня.

Ко мне все были очень добры. Я оценила это, несмотря на своеоглушенное состояние. Нет, я не очень убивалась. Ведь папа никогда меня нелюбил, и я это прекрасно знала. Если бы он относился ко мне с любовью, я быплатила ему взаимностью… Но невзирая на отсутствие любви, мы были друг к другупривязаны, я заботилась об отце и втайне восхищалась его ученостью ибеззаветной преданностью науке. И мне было больно, что папа умер как раз тогда,когда его интерес к жизни достиг своего апогея. Я бы с легкой душой похоронилаего в пещере рядом с наскальными рисунками, изображавшими оленя и кремневыеорудия, но под давлением общественного мнения мне пришлось согласиться нааккуратненький холмик с мраморным надгробьем на унылом кладбище при нашейцеркви. Викарий от чистого сердца пытался меня утешить, но тщетно.