– Да уж, камни тянули на сотни тысяч фунтов. Мы обстряпаливсе вдвоем… конечно, под руковод-ством Полковника. Тогда я и решила, что вотон, мой шанс… Понимаете, в наши планы входило заменить часть алмазов «Де Бирс»другими, вывезенными из Южной Америки, их добыли два молодых старателя, которыекак раз оказались тогда в Кимберли. На них-то и должно было пасть подозрение.

– Очень умно, – с одобрением в голосе вставил граф.

– Полковник всегда действует с умом. Так вот, я сделала то,что полагалось… и еще кое-что в придачу. Полковник этого не предусмотрел. Яоставила у себя несколько южноамериканских камешков… парочка из них простоуникальны, можно легко доказать, что они никогда не проходили через фирму «ДеБирс». Пока эти алмазы у меня, наш глубокоуважаемый шеф в моей власти. Кактолько будет доказана невиновность тех молодых людей, подозрение падет на него.Все эти годы я молчала, довольствуясь тем, что держу, так сказать, камни запазухой, но теперь обстоятельства переменились. Я хочу получить причитающуюсямне долю, и немалую… Я бы даже сказала: умопомрачительно большую!

– Потрясающе! – воскликнул граф. – Вы, конечно же, с этимиалмазами никогда не расстаетесь?

Он как бы невзначай окинул взором неприбранную комнату.

– Ни в коем случае! – тихонько рассмеялась Надина. – Я же неидиотка. Алмазы спрятаны в надежном месте, никому и в голову не придет искатьих там.

– Я никогда не считал вас идиоткой, моя дорогая, нопозвольте заметить, что сейчас вы действуете довольно-таки безрассудно.Полковника шантажировать опасно.

– Я его не боюсь, – усмехнулась танцовщица. – Я вообщебоялась в своей жизни только одного человека. Но теперь он мертв.

Мужчина поглядел на нее с любопытством и небрежно проронил:

– Будем надеяться, что он не оживет.

– Что вы имеете в виду? – вскрикнула танцовщица.

Граф сделал немного удивленное лицо.

– Я просто хотел сказать, что, воскресни он, вы оказались быв затруднительном положении, – объяснил он. – Это была всего лишь глупая шутка.

Надина облегченно вздохнула:

– О нет, он точно мертв. Его убили на войне. Этот человеккогда-то любил меня.

– Там, в Южной Африке? – небрежно спросил граф.

– Да, если вас это интересует. В Южной Африке.

– То есть на вашей родине, не так ли?

Она кивнула. Граф встал и потянулся за шляпой.

– Что ж, решайте сами, конечно, но я бы на вашем местебоялся Полковника куда больше, чем обманутых любовников. Таких людей довольночасто… м-м… недооценивают.

Надина язвительно усмехнулась:

– Как будто я его не успела изучить за эти годы?!

– А вдруг? – мягко заметил граф. – Я иногда очень даже вэтом сомневаюсь.

– О, я далеко не глупа! И действую не в одиночку. Завтра вСаутгемптон прибывает почтовый пароход из Южной Африки, и на его борту будетчеловек, который приедет специально ради меня и готов выполнять мои приказания.Так что Полковнику придется иметь дело с двумя противниками.

– Вы считаете это умным ходом?

– Необходимым.

– А вы уверены в своем напарнике?

На губах танцовщицы заиграла многозначительная улыбка.

– Я в нем совершенно уверена. Толку, правда, от него мало,но доверять ему можно целиком и полностью, – сказала Надина и, выдержав паузу,добавила равнодушным тоном: – Видите ли, он вообще-то мой муж…

Меня со всех сторон осаждали просьбами описатьприключившуюся со мной историю: и сильные мира сего (в лице лорда Нэсби), и«маленькие люди» (такие, как наша бывшая служанка Эмили, с которой мы виделисьво время моего последнего приезда в Англию. «Ах, боже мой, мисс, что зашикарную книгу вы могли бы написать… Все прямо как в кино!»).

И действительно, кое-какие основания для этого имеются. Всепроисходило у меня на глазах, с самого начала и до победного конца я была вгуще событий. Ну а некоторые пробелы, к счастью, можно заполнить дневниковымизаписями сэра Юстаса Педлера, которые он любезно предоставил в моераспоряжение.

А раз так, то – вперед! Анна Беддингфелд начинает повесть освоих приключениях…

Я всегда мечтала о приключениях. Ведь моя жизнь была такойоднообразной, сущий кошмар! Папа, профессор Беддингфелд, считался крупнейшим вАнглии специалистом по первобытным людям. Он был просто гений, это всепризнают. Мысленно он пребывал там, в эпохе палеолита, но тело его, увы,обитало здесь, в современном мире, и это составляло для папы главное жизненноенеудобство. Современные люди его совершенно не интересовали. Папа даже человекаэпохи неолита презирал, считая его обыкновенным пастухом. Нет, мой отецвоодушевлялся только тогда, когда докапывался до мустьерского периода.

Но, к несчастью, совсем отгородиться от современниковневозможно. Хочешь не хочешь, а нужно общаться с мясниками и булочниками,молочниками и зеленщиками. И поскольку папа жил, погрузившись в прошлое, а мамаумерла, когда я еще лежала в пеленках, мне пришлось взвалить на себя всебытовые заботы. Честно говоря, я ненавижу людей эпохи палеолита, будь точеловек ориньякской, мустьерской, шеллской или какой-нибудь другой культуры. Ихотя я перепечатывала и правила почти всю папину рукопись под названием«Неандерталец и его предки», я этих неандертальцев терпеть не могу и оченьрада, что они в незапамятные времена вымерли.

Не знаю, догадывался ли папа о моих чувствах по отношению кпредметам его обожания. Наверное, нет. Впрочем, ему это в любом случае было быбезразлично. Он чужое мнение ни в грош не ставил. Пожалуй, такую особенностьдействительно можно считать признаком гениальности… Так же наплевательски папаотносился и к бытовым заботам. Он всегда послушно съедал поднесенный ему обед,отличался безукоризненными манерами, но, похоже, расстраивался всякий раз,когда возникал вопрос об оплате. Мы вечно сидели без денег. Папина известностьне приносила дохода. Хотя он являлся членом всех мало-мальски серьезных научныхобществ и на его имя приходили пачки писем, широкая публика толком не знала оего существовании, а папины увесистые ученые труды, вносившие важный вклад вкопилку человеческих знаний, не имели популярности в массах. Только однаждыпапа вдруг оказался в центре внимания. Он сделал доклад в каком-то научномобществе, речь шла о детенышах шимпанзе. Суть доклада сводилась к тому, что умаленьких детей обнаруживаются антропоидные черты, а детеныши шимпанзе похожина людей гораздо больше, чем взрослые особи. Судя по всему, полагал мой отец,это означает, что если наши предки во многом обезьяноподобны, то предкишимпанзе стояли на эволюционной лестнице выше своих нынешних потомков. Инымисловами, шимпанзе – выродки. Шустрые газетчики из «Дейли Баджет», охотившейсяза сенсациями, тут же тиснули крупный заголовок: «Неужели не мы произошли отобезьян, а обезьяны от нас? Известный профессор утверждает, что шимпанзе – этодеградировавшие люди». Вскоре после публикации к папе явился репортер ипопытался убедить его написать несколько популярных статей на эту тему. Редко явидела папочку в таком гневе… Он весьма нелюбезно выставил репортера за дверь,чем вызвал мое тайное сожаление – ведь мы в ту пору были совсем на мели!Ей-богу, в какой-то момент я была готова догнать молодого человека и сказатьему, что отец передумал и согласен прислать нужные статьи. Я вполне могла бынаписать их сама, и папа никогда не узнал бы о подлоге, поскольку не читал«Дейли Баджет». Однако этот вариант пришлось отвергнуть как слишком рискованный,и, надев свою самую нарядную шляпку, я уныло поплелась на переговоры сзеленщиком, который справедливо точил на нас зуб.