Через неделю после этого разговора новоиспеченный морякГеннадий Стратофонтов в 17 часов 47 минут на набережной имени Кутузовасовершенно случайно встретил одноклассницу Наташу Вертопрахову, надменноесущество, чем-то напоминающее морского конька.

Наталья была целеустремленной девочкой, каждый час ее былрасписан по минутам, и ежедневно ее можно было случайно встретить на набережнойКутузова в 17.47 по пути из секции художественной гимнастики.

— А-а, Наташка, — рассеянно сказал Геннадий иостановился. — Привет-привет! Как дела?

— Ничего себе, — ответила Наташа, не прекращаядвижения, — Работаю по программе мастеров.

— Соревнования скоро?

— Ох и не говори! Волнуюсь страшно! В начале июня нашакоманда едет в Краков. Представляешь, в Краков?!

— А я к Большим Эмпиреям подаюсь, на все лето вэкспедицию, — сказал Геннадий. — На судне «Алеша Попович»…

— Пожелай мне ни пуха ни пера, — сказала Наташа ипротянула ему руку.

Он посмотрел в синие глаза и увидел там только пьедесталыпочета и неверное мерцание будущей славы.

— Ни пуха ни пера, — пробормотал он.

— К черту! — с чувством сказала Наташа и сталастремительно удаляться.

Геннадий некоторое время смотрел ей вслед, потом отвернулсяи едва не был сбит с ног бегущим Валькой Брюквиным.

— Валька, а я к Большим Эмпиреям подаюсь на «АлешеПоповиче»! — крикнул Геннадий, хватая его за плечи.

— Да? Ну счастливо! — Брюквин вырвался. —Приедешь — расскажешь!

Не первой свежести подметки наперсника детских забавнекоторое время еще мелькали перед недоуменным взором Геннадия, а потомрастворились в предвечернем золотистом свечении, свойственном только одномугороду на земле — Ленинграду.

На этом можно закончить вступительную главу. Впрочем… нет, ясовершенно забыл сообщить любезному читателю об одном на первый взглядпустяковом случае. Дело в том, что дня через три после первой встречи Геннадияи Николая Рикошетникова на адрес Стратофонтовых пришло странное письмо. Набланке гостиницы «Астория» крупно было начертано несколько слов:

«Мг. Stratofontov, esq.

I`LL пеvег forget the Silvег-bау. R. В.»

Папа Эдуард отправился тогда в «Асторию», чтобы выяснить,кто скрывался под псевдонимом «Р. Б.». В книге гостей значились:

«Рикардо Барракуда,

Рональд Бьюик,

Ростан Бизе,

Рао-Бзе-Бун,

Раматраканг Бонгнавилатронг,

Рихард Бурш

и Ростислав Боченкин-Борев».

Все эти лица категорически отрицали свое авторство. Эдуард,пристыженный, покинул «Асторию», решив, что это розыгрыш друзей почтмейстеровили альпинистов.

в которой слышится рев шторма, безобразно хлюпает сваренныйнакануне борщ, а в конце под пение скрипки булькает суп из каракатицы

Невероятно, но факт: нос, казалось бы, окончательноутонувшего танкера вновь показался над водой.

Еще несколько минут назад рулевая рубка «Алеши Поповича»огласилась взволнованным криком Геннадия Стратофонтова:

— Он тонет! Николай Ефимович, танкер тонет! SOS! Напомощь!

И впрямь: шедший с ними параллельным курсом японский танкердовольно быстро уходил носом иод воду, пропадал в огромных волнах.

Вот уже наполовину скрылись под водой надстройки, вот ужетолько труба с размытым пятном иероглифа виднеется над водой…

— Николай Ефимович! — в отчаянии закричал тогдаГеннадий и вдруг заметил, что все находящиеся в рубке смотрят на него сулыбкой: скалил отменные зубы рулевой Барабанчиков, улыбался старпом Дивнолобов,тактично прятал улыбку в пышные усы научный руководитель экспедициичлен-корреспондент Академия наук, профессор Шлиер-Довейко.

Капитан Рикошетников, сидевший на высокой табуретке возлештурманского стола, повернулся к юному лаборанту гидробиологической лаборатории(именно в этой должности Гена Стратофонтов совершал путешествие к местамфамильной славы) и тоже улыбнулся.

— Не волнуйся, Гена, он не тонет. Просто сильнаякилевая качка. Оттуда, с танкера, кажется, что мы тонем

— А мы пока не тонем! — довольно глупо захохоталБарабанчиков и подмигнул Геннадию.

Нос танкера медленно, но упорно полз вверх; вот показаласьверхняя палуба борта, и мелькнувшее на мгновение среди бешено несущихся тучсолнце осветило все невероятно длинное тело гиганта.

Уже двое суток десятибалльный шторм трепал «Алешу Поповича».Он налетел среди ночи через два часа после выхода из бухты Находка, к утрунабрал полную силу и больше уже не ослабевал в течение всего времени, пока«Попович» пересекал Японское море, держа курс на Суранамский пролив.

Геннадий, разумеется, за это время ни разу не прилег.Во-первых, это был его первый выход в море, во-вторых, первый в его жизништорм, да еще и какой — десятибалльный! Вот ведь чертовское везение! Геннадий,весь в синяках, от стенки к стенке, падая в тартарары и вздымаясь под небесавместе с палубой, облазил все судно. Конечно, забраться на койку ему мешаложгучее любопытство, но, кроме того, он опасался, как бы не поймала его вгоризонтальном положении морская болезнь, как бы сосед по каюте, судовойплотник Володя Телескопов, не стал свидетелем позора.

Пока все было, как говорится, о'кэй! Глядя с ходовогомостика на вздымающуюся перед «Поповичем» чудовищную, дымящуюся водяною пыльюстену, Геннадий только лихо посвистывал сквозь до боли сжатые зубы. Нервы унего сдали лишь тогда, когда он увидел «тонущий» танкер.

Теперь все было кончено. Теперь все, весь экипаж, узнают,что потомок знаменитого адмирала на самом деле слабохарактерный салажонок, иничего больше. Глубоко удрученный, Геннадий выскользнул из рулевой рубки,кубарем слетел вниз по трапу на вторую палубу, побежал по длинному, тусклоосвещенному коридору мимо кают, за дверьми которых слышались слабые стоныученой братии, налег плечом на стальную дверь…

В лицо ему с невероятной силой ударил ветер. Судно в этовремя кренилось на правый борт, и страшная вихревая пучина была совсем рядом.Ударила какая-то партизанствующая волнишка величиной с кита, накрыла палубу,потащила Геннадия к фальшборту. Руки мальчика судорожно вцепились в планшир.