Геннадий Стратофонтов родился в начале пятидесятых годов вЛенинграде, на улице Рубинштейна, от незаурядных родителей. Отец его былскромным работником почтамта и вместе с тем заслуженным мастером спорта поальпинизму, участником штурма многих заоблачных пиков. Маму его, скромногобиблиотекаря, по примеру свекрови, влекло еще выше — в небо, откуда онапостоянно совершала затяжные парашютные прыжки в кислородной маске. В связи сэтими увлекательными занятиями родителей Геннадий часто оставался один, ноотнюдь не скучал. Еще в очень раннем возрасте он научился понимать и уважатьпапу и маму и предоставил им полную свободу действий.

Часами бродил крошечный мальчик по огромной квартире, невыпуская из рук любимую книгу «Водители фрегатов». Квартира была темноватой итаинственной. Большие зеркальные окна ее упирались в стену недавно построенногожелтого дома, похожего на чертог султана Мальдивских островов. Мутноватыйжелтый свет падал на слегка подернутые пылью конторки, пуфы, глобусы, барометрыи секстанты. В столовой висел поясной портрет далекого предка Гены адмиралаСтратофонтова, известного путешественника, человека широких передовых взглядов,прославившегося тем, что в 18… году он на своем клипере «Безупречный» загнал взалив Сильвер-бей эскадру кровавого пирата Рокера Буги. Гена частоостанавливался перед портретом предка, смотрел на узкое лицо в пушистыхбакенбардах, на голубые океанские глаза и тихо говорил:

— Здравствуй, дедушка. Позволь представить тебе моегодруга адмирала Ивана Крузенштерна. Ах, вы знакомы? Ты служил на его шлюпке ещегардемарином? Очень рад. А вон сидит в кресле другой мой друг — капитан ДжеймсКук, а возле глобуса стоит Дюмон Дюрвиль, а там, у окна, Лазарев… Все моидрузья — безупречно храбрые и благородные сердцем люди.

«А где твои родители, Генаша?» — спрашивал адмирал.

Геннадий тогда включал радиоточку, и она сразу же сообщалаженским голосом: «Новости спорта. Вчера группа альпинистов во главе с известнымспортсменом Эдуардом Стратофонтовым приступила к покорению очередногобезымянного семитысячника на Памире». И мужским голосом:

«Мастер парашютного спорта Элла Стратофонтова идет напобитие мирового рекорда американки Мерилин Бушканец».

Адмирал одобрительно качал головой.

Вечерами Геннадия навещала Унг-Ма, супруга вождядружественного племени, точнее, соседка Полина Сергеевна. Она кормила мальчикапечеными крокодильими яйцами, дюгоньим молоком, дикой козлятиной. После еевизита Геннадий читал «Водители фрегатов» и энциклопедию, совершенствовался ванглийском языке, а потом отправлялся в далекую экспедицию, то есть в постель.Утром он самостоятельно уходил в детский сад, в свою группу, которуюснисходительно называл в письмах к родителям «моя малы-шовка».

Иногда под окнами Стратофонтовых останавливался «газик», изнего выпрыгивала затянутая в голубую форму Аэрофлота бабушка. Геннадий оченьлюбил свою бабушку. Та пылала к нему еще более сильным ответным чувством.Друзья могли часами сидеть на диване и беседовать. Бабушка рассказывала внуку огорячих денечках, о воздушных боях над Кенигсбергом и Берлином, знакомила его сновой техникой, а внук пересказывал бабушке прочитанные книги.

Наконец, когда Геннадию перевалило за шесть, на Памире иТянь-Шане не осталось безымянных семитысячников. Вернулся папа. Мировой рекордзаносчивой американки был побит путем приземления точно в крест с высоты 22 000метров. Вернулась мама. Управление ГВФ в торжественной обстановке проводило назаслуженный отдых бабушку. Семья зажила дружно и содержательно.

Время шло. Геннадий успешно овладевал школьной программой,увлеченно работал в пионерской организации, много времени уделял искусству испорту. Может составиться впечатление, что он был совершеннейшим пай-мальчиком,эдаким занудой-тихоней, образцово-показательным любимчиком педагогов. Долженпрямо сказать, что такое впечатление было бы неверным. Ничто человеческое былоему не чуждо. Он никогда не отказывал себе в удовольствии трахнуть портфелем поголове какого-нибудь юного прохвоста, обидевшего одноклассницу НатальюВертопрахову, часами мог мять в снегу наперсника детских забав Вальку Брюквина— словом, он рос совершенно нормальным мальчиком. Успехи же его были вызванынедюжинными способностями и поразительной увлеченностью, с которой он подходилк каждому делу. Сверстники любили Геннадия за живой нрав, обширные знания иуспехи в спорте. У него было много друзей и среди взрослых — почтовые работникии библиотекари, альпинисты и парашютисты, военнослужащие. Кроме того, у негобыло несколько заочных знакомств за пределами нашей страны. Пользуясь своимблестящим английским, Геннадий поддерживал постоянную переписку с мальчиками изВеликобритании, Нигерии, Новой Зеландии, Танганьики…

Надо сказать, что к двенадцати годам Геннадий перешел уже кклассической литературе. Властителями его дум стали Пушкин и Гёте, Толстой иШекспир. Зачитанная до дыр «Библиотека фантастики и приключений» к тому временипокрылась тонким слоем пыли, и все-таки иногда юный эрудит останавливался передпортретом предка и тихо беседовал с ним о своих друзьях, водителях фрегатов, отихоокеанских атоллах, о схватках с пиратами, о морских глубинах…

Года за два до того как начались главные события этой книги,Геннадий, ему шел тогда одиннадцатый год, познакомился с НиколаемРикошетниковым. Произошло это в Доме культуры промкооперации на сеансеодновременной игры против гроссмейстера Михаила Таля.

Гроссмейстер нервничал. Почти не думая, он делал ходы, то идело тревожно поглядывая на лобастого симпатичного мальчика в белом свитере,сидящего за десятой доской.

«Неужели он примет жертву? — думал Таль, покусываятонкие губы. — Боже мой, неужели он примет жертву?» — Приметежертву? — спросил Геннадия сосед слева. Геннадий посмотрел на него. Этобыл мужчина лет 27–30, с худым и до черноты загорелым лицом, с умными и оченьживыми глазами, с небольшим шрамом на лице возле носа. Одет он был вобыкновенный серый костюм, но на левой руке у него были массивные часы страннойтреугольной формы, а правую руку, слегка прикрывая большой разветвленный шрам,обхватывал браслет, сделанный то ли из ракушек, то ли из зубов какой-тоглубоководной рыбы.

«Любопытный молодой человек», — подумал Геннадий иответил:

— Да, приму.

— Не кажется ли вам, что здесь таится ловушка? —спросил сосед. — Вы же знаете эти жертвы Таля. Как начнет потом шерстить!

— Я все продумал, — спокойно сказалГеннадий. — Никакой ловушки нет. — Он мельком взглянул на позициюсоседа. — А вот вам грозит мат.