– Елена Андреевна, я очень благодарна, что вы входите в мое положение. Мало врачей теперь интересуются, чем живет больной, а вы так внимательны. Спасибо большое за все. Но мне как можно скорее надо домой. Ирочка сегодня ложится на сохранение, внучка одна.

– Все-таки поговорите с сыном по поводу няни, хотя бы на период беременности и грудного вскармливания.

– Ой, что вы! Это исключено. Даже не буду пытаться.

– Все равно подумайте.

– Спасибо вам еще раз за все. Я буду пунктуально все выполнять. Вы не забудете про мою просьбу?

– Конечно, нет. Пусть ваша знакомая приходит сегодня, я буду ждать.

– С ней будет веселее, чем со мной, поверьте. Она безумно притягательный человек.

– Вас мне никто не заменит. Самое главное, негде теперь будет прятаться в обеденное время.

Бывают такие женщины – улыбнулась, и все равно: шестьдесят или восемнадцать.

– Я тоже удивляюсь, Леночка, какие у нас с вами романтические отношения. Ждите моего звонка. Как только дома все успокоится, я вас обязательно приглашу. Думаю, вне больницы нам будет еще интереснее друг с другом.

– Заметано.

– Елена Андреевна, сын сегодня подойдет за выпиской и вашими рекомендациями.

– Конечно, пусть подходит.

– Вы выглядите очень усталой, вы после дежурства?

– Как обычно, ничего нового с моим расписанием не произошло.

– А я отвлекаю своими разговорами! Вам, наверное, надо идти работать?

– Я уже все сделала. Ну а вас, как тортик с чаем, оставляю на конец.

Она засмеялась.

– Вы умница, Елена Андреевна! Но сегодня как-то совсем осунулись, круги под глазами.

– Если честно, дежурство и правда было жуть.

– Что стряслось? Из-за жары, наверное? Люди все прибывают и прибывают?

– Да не в этом дело. Каждый год бывает Новый год, Восьмое марта и Двадцать третье февраля. А еще День воздушно-десантных войск тоже весело протекает.

Страшно захотелось поделиться с ней недавними воспоминаниями, хотя я понимала, что делать это вряд ли стоит.

– Полина Алексеевна, вы за смертную казнь или нет?

– Какой неожиданный поворот… Даже не знаю. Как услышишь, что эти маньяки делают с детьми, женщинами, то, конечно, думаешь, что нельзя оставлять таких живыми. А если представить, как тебе в руки дают пистолет, так уже и не знаешь, можешь лишить человека жизни или нет. Почему вы спрашиваете? Вам вчера привозили убийцу?

– Можно и так сказать.

– Да-да, я понимаю… Еще и лечить таких приходится, это очень сложно. Говорят, во время войны наши медсестры отдавали кровь немецким раненым.

Внутри все похолодело.

– Видно, измельчал нынче народ в белых халатах.

– Вы совершенно не правы. Тогда была война, и с той стороны тоже были люди, очень часто совершенно не по своей воле взявшие в руки оружие. Вся жизнь в одном дне, и никто не знал, сколько еще осталось. Теперь другое время, и нельзя мерить сегодняшние поступки тем мерилом.

– Не знаю… Мне кажется, времена всегда одинаковые.

– Нет, Елена Андреевна, вы ошибаетесь по причине своей молодости. Для чего-то, возможно, и одинаковые, а для чего-то нет. Раньше мы все жили в коммуналках, потом получали отдельную квартиру, много лет копили на автомобиль. Теперь же общество сильно расслоилось. Поменялись ценности. Теперь, я думаю, и молодому врачу, и учителю очень сложно нести гордое знамя служения человечеству. Кто бы из нас смог заработать сегодня на приличное жилье?

Тут зазвонил ее сотовый: водитель поднимался за сумкой, как и прошлый раз. Не люблю, когда больные после выписки бросаются тебя обнимать, но в Полине все было приятно: запах, линии тела, одежда. Хорошо бы все же увидеться у нее дома, а в больнице – больше никогда.

Теперь мне предстояло полчаса просидеть без дела в ожидании ее протеже, хотя по большому счету я сама искала повод задержаться. Звонков из соседнего корпуса не поступало, все плановые операции в нейрохирургии заканчивались где-то в три. Каждая минута была наказанием.

Я вернулась в ординаторскую и еще сорок минут делала вид, что работаю. В пятом часу народ разошелся, настала тишина. Я пыталась думать о Катьке, о том, что в выходные маман должна вернуться. Надежды возлагались только на отца: он единственный мог собрать волю в кулак и по телефону сообщить о моем окончательном переезде. Самой мне сделать это не хватало сил, особенно когда я представляла себе поток эмоций, которые опрокинутся на меня, как ведро кипятка. Ситуация казалась невообразимо тесной и неразрешимой. Хотя вчера женатик Борька высказал намерение снять квартиру, что давало возможность нам с Катькой существовать в отдельной комнате. Это несколько добавило оптимизма, хотя бы временно.

Я дышу.

Ровно в четыре тридцать без стука открылась дверь, и вместо подруги Вербицкой ожидаемо появился сынок: тот же жесткий взгляд и уверенность в положительном результате любого начинания. Все повторилось: конверт и чек для больницы. Он быстро запихал мою километровую выписку в папку для бумаг, рекомендаций слушать не стал, так как опаздывал. Через пятнадцать минут постучалась Валентина Арнольдовна – Вербицкая номер два: те же обворожительные манеры и благородная прическа, прекрасный аромат и темный бархатный брючный костюм. Только у волос вместо цвета безгрешной седины теплый шоколадный цвет. Взгляд и улыбка гораздо более кокетливы.

– Добрый день! Как я рада, что вы согласились потратить на меня время. Полина вас очень хвалила.

– Спасибо огромное. Только, если честно, я после дежурства, так что давайте сразу к делу.

– Да-да, я принесла все свои бумаги. Посмотрите.

На стол упал ворох анализов, УЗИ, бронхоскопий, фиброгастроскопий и бактериальных посевов из всех отверстий, которые только существуют у человека на теле. Вывод был очевиден: совершенно здоровая тетка пала жертвой зарождающейся платной российской медицины, которая без зазрения совести выпотрошила теткин кошелек, а попутно еще и желудок и кишечник, взяла почти пол-литра крови на ненужные анализы и как результат – потрепанная нервная система, доведенная списком несуществующих диагнозов почти до полного срыва. Особенно повеселила опись вагинальных инфекций в активной фазе, а также прилагающийся набросок великой повести «Лечение всего вышеуказанного».

Валентина Арнольдовна оказалась человеком вменяемым и быстро поняла, что к чему. Через двадцать минут нашего разговора она уже собиралась идти писать злобные заявления во все инстанции. Пришлось потратить еще пять минут и убедить ее в том, что получить собственное здоровье обратно бесценно и не стоит тратить свое время понапрасну на всякие дурацкие жалобы.

– Елена Андреевна, вы просто вернули меня к жизни! Теперь имею полное право рвануть в августе на юга: море, шашлык, вино и прочие радости! Жаль только, Полина теперь просто полностью привязана к дому. Кстати, скажите мне честно, как у нее дела?