Я счастлива. Даже если это больше не повторится. Я жива. Я – живая…

Славка затих весь мокрый и продолжал лежать, не шевелясь. Наш дежурный диванчик был рассчитан на одну персону, причем или на доктора Сорокину, или на иссохшего от алкоголя Семена Петровича. Усталый голос нарушил неловкую тишину.

– Елена Андреевна… какой стыд… замужняя женщина…

– Ага… плюс приданое еще в виде ребенка…

– Ребенок – это хорошо… Значит, уже не один на земле…

– Так, это что за выступление сейчас было? Можно подумать, доктор Сухарев, вам после работы тарелку борща некому согреть. В жизни не поверю.

– Квартиру снимаю. Один. Сейчас один.

– Может, не будем сегодня вопросов друг другу задавать?

– Не будем.

– Я рада тебе, правда.

– Я тоже.

Через секунду услышала мирное посапывание и еще через пару минут сама провалилась в темноту без сновидений.

До семи утра не было ни одного больного. Выпроводить Славку за дверь оказалось делом непростым: минут пять пришлось слушать все происходящее в коридоре, и, наконец дождавшись секунды полной тишины, я вытолкнула его. В девять сдала дежурство и поскакала на отделение. Тело горело, ноги летели сами собой. Счастье бывает в жизни любого человека, пусть иногда и появляется ненадолго, но оно точно бывает.

Однако по дороге между корпусами я почувствовала нарастающее беспокойство: предстоял разговор с Вербицкой, который, по всей вероятности, не обещал ничего положительного. Последняя ситуация с гипертоническим кризом пахла жареным, причем причины и исход пока оставались неизвестны. Откладывать дальше вопрос с контролем состояния головы я не решилась. До обеда, как могла, оттягивала визит в седьмую палату под предлогом ожидания результатов повторного исследования головы и осмотра невролога, ведь на самом деле в этом и был смысл, так как ничего, кроме злосчастного пятнышка в голове, не удерживало ее в этих стенах. Однако день пошел по другому, неожиданному сценарию, который спровоцировала сама Вербицкая, позволив себе впервые за эту госпитализацию самостоятельно прийти в ординаторскую. Врожденная интеллигентность не позволяла ей вырвать с мясом бедную старую дверь, наброситься на доктора и заорать: «А я вот еще забыла спросить». Обычно в это время человек в белом халате или судорожно пытается запихать в себя обед, или разговаривает по телефону с другими больными, или просто – смертельно устал.

– Елена Андреевна, простите ради бога, но у меня очень важная просьба.

Только не просись домой. Я еще не видела ни МРТ, ни контроль давления.

– Заходите, Полина Алексеевна. Что случилось? Вы еще не были на обследовании у невролога?

– Записана на два часа, но я по другому поводу. Елена Андреевна, прошу вас о помощи. Очень нужна ваша консультация, естественно, платная. Моя близкая подруга решила провериться в плановом порядке и пошла в частную поликлинику рядом с домом. Ей там поставили диагноз «диабет» и еще целую кучу заболеваний нашли. Она страшно расстроилась. Ведь так за собой следит! Гимнастика каждый день, бассейн, море летом. Не то что я. Питается правильно… Совершенно непонятно, откуда такие диагнозы. Нельзя ли украсть у вас немного времени сегодня?

– Конечно, можно. Пусть приходит после четырех, а к вам зайду после всех обследований.

– Хорошо. Я вас очень жду.

Практически в спящем состоянии я кое-как провела обход в своих палатах, затем вернулась в ординаторскую, выпила залпом огромную чашку кофе. Однако, как ни силилась, сосредоточиться не могла: истории болезни плыли бессмысленными птицами мимо сознания, воспоминания тонули в прошедшей ночи, в Славкиных руках, тяжелом уставшем взгляде. После ночного безумия все перестало иметь значение, стерлось и потеряло смысл: и Вовка со своим пьянством, и другое, мелкое и не очень. Будто вровень сошлись весы, на одной чаше которых была машина «Скорой помощи» и две окровавленные простыни, а на другой мужчина, так сильно и непреодолимо заполнивший собой все жизненное пространство, будто не осталось места даже для Катьки. Утром все должно было вернуться на свои места, и вроде как не ощущалось противоречия между нелепой смертью и влажной теплотой на улице, морем одуванчиков и ватагой беспризорных Баскервилей, каждый раз безумно лающих перед выездом обеденной машины из пищеблока, суеты на отделении, бесконечных анализов, звонков по телефону, грызней в ординаторской. Но все теперь стало совсем по-другому.

Как картинка из черной трагикомедии: проломленная башка, противная вонь спиртного и три белых халата. Неимоверными усилиями я старалась прогнать от себя мысли, которые крутились в голове перед рентген-кабинетом. Что было бы, если?.. Ничего бы не было. Ничего. Помер, и все. Травма, несовместимая с жизнью. Всем по заслугам, вот так. Не удержавшись, я позвонила в реанимацию.

Больной после трепанации все еще жив. Он жил, гребаный алконавт, сердце его стучало.

Собрав остатки самообладания, я домучила кучу историй и направилась в МРТ-кабинет. Пашка уже стоял в обнимку с неврологами и рассматривал результаты Вербицкой.

– Ну что, люди? Что имеем на выхлопе?

Пашка взял указку и начал тыкать в висящие на подсветке снимки.

– Лена, все, конечно, почти гуд, но полной редукции очага пока нет. Твоя интеллигенция как-то не совсем по стандарту идет. Мое дело сторона, вы уже там сами решайте.

Неврологическое мнение почти не отличалось: вроде как клинически все о’кей, но МРТ, конечно, не совсем. Требуется еще долго восстанавливаться, может быть, даже задержаться в стационаре и продлить лечение. Я хоть и молчала, но хорошо понимала: Вербицкая не останется здесь больше ни одного дня. Доктору Сорокиной предстоял нелегкий разговор, и гипертонический криз на прошлой неделе также не давал покоя. Вспомнила ее силуэт в окне, выражение лица… А вдруг задеты какие-то психические центры, а я в упор не замечаю? Еще за несколько метров до двери в палату почувствовала свежий аромат «Шанель», и, конечно, первой меня встречала дорогая замшевая сумка, а за ней аккуратно заправленная кровать. Вербицкая в нетерпении сидела за столом, одетая в легкое шелковое платье и изящные туфли на довольно приличном на этот раз каблуке.

– Елена Андреевна, что скажете?

– В целом ситуация, безусловно, улучшилась. Однако недооценивать случившееся нельзя. Если вы настаиваете на выписке, а я вижу по обстановке, что настаиваете, то дома вам предстоит большая работа. Много назначений от невролога, ну и, естественно, мои рекомендации. Придется нам несколько увеличить дозу сахаропонижающих. Я на вас надеюсь. Конечно, жара подвела, но все же следите за собой как можно более тщательно. Старайтесь снижать нагрузки и больше отдыхать, поменьше нервничать по пустякам, даже если это и не совсем пустяки. Пока погода не собирается меняться. В целом, если быть до конца откровенной, на сегодняшнем МРТ сохраняются небольшие изменения, посему неврологи настаивали на продлении госпитализации.