К семи часам народ, видимо, решил, что завтра все-таки на работу, и в приемнике немного притихло. Пользоваться моментом надо было сейчас, так как ближе к ночи другая категория граждан, так и не закончившая провожать субботу, ринется за помощью с большой надеждой в понедельник утром проснуться нормальными людьми. Как назло, пока никакой сломанной головы для нейрохирурга так и не организовалось.

– Люся, я в реанимацию, если что – туда звони.

Наконец получилось сесть за стол. Народ вокруг был все тот же: Федька, Стас, реаниматологи в полном составе и, конечно, Славка. Я демонстративно плюхнулась рядом с Федором и углубилась в сало, чеснок и хлеб. Через несколько минут, впихнув с голодухи два огромных куска, я подняла глаза и заметила еще одно незнакомое существо мужского пола, забившееся в угол ординаторской. Пацан явно стеснялся даже просто приблизиться к общему столу. Я посмотрела на Федьку, нарисовав в воздухе знак вопроса, и тот пренебрежительно махнул рукой в его сторону:

– Это Петя. О, ординатор.

Парень слабо кивнул мне и стал совсем несчастный. Основной состав был разбавлен заведующим реанимации Юрием Петровичем, пожелавшим разогнать свою скуку и послушать наши пошлые шутки и непристойно громкое для реанимации ржание. Юрий Петрович представлял собой олицетворение спокойствия и неторопливости. Только такие личности и могли называться настоящими реаниматологами. Человек он был очень мудрый и проницательный и с самого начала нашего знакомства оказался одним из тех, кто быстро проявил ко мне свое доброе отношение. Я долго не могла понять, на кого же он так похож, пока однажды мне не приснилось, как Сухов из «Белого солнца пустыни» выкапывает голову посреди песков – голову Юрия Петровича.

Все торопливо вываливали на стол содержимое своих домашних пакетов. Есть хотелось до невозможности. Федя очень любил командовать трапезой и за полминуты быстро все раскидал по тарелкам. Кое-что согревающее, конечно, стояло у Пашки под столом, но никто не решался обнаружить при Петровиче это кое-что. Все сели за стол, но события стали развиваться неожиданно: заведующий, оглядев сложившийся натюрморт, довольно крякнул, вышел на секунду из ординаторской и вернулся с бутылкой какого-то дорогущего коньяка.

– Так. Согреемся, но по одной.

Никто и не настаивал на большем. Через пять минут стало приятно и тепло. Еда расслабляла и одурманивала с голодухи гораздо сильнее коньяка. Славка сидел напротив меня в старом кресле, развалившись и нагло поглядывая в мою сторону. В его голове уже все было решено. Во всяком случае, решение это читалось; по крайней мере, мысль эта казалась пропечатанной большими буквами на лбу.

Ну ходок, ну ничего, я тебя еще помучаю. Ты меня запомнишь. Ишь, небось утром в ларечке уже презервативы купил, дружок.

Вот оно: хирургическая форма с треугольным вырезом на груди и торчащей оттуда порослью (тут возможны вариации), руки, уверенность в своем божественном происхождении и интеллект. Все они одинаковые, сволочи. Существо ухмылялось, поедая сало с хлебом и отпуская шуточки. В ординаторскую просочилась реанимационная медсестра Варя, сообщить Косте на ухо какие-то новости по больным. Славка, улучив момент, ухватил ее за талию.

– Варюша, помни шею. Вчера в оперблоке продуло.

– Вячеслав Дмитрич, для вас что угодно, когда угодно и где угодно.

Варя встала позади его кресла и, вкладывая все свое женское начало в каждое движение рук, начала медленно разминать ему шею. Славка смотрел на меня в упор.

– Ну-ну, только это все дешево доктор, дешево.

– Зато раздражает.

– Вы много о себе думаете, вот это действительно раздражает. Вы тут не один богом поцелованный. Тут вас как собак нерезаных.

– Ну да, нас тут целая куча. Выбирайте на любой вкус и цвет.

Наглая физиономия просто просила, чтобы в нее чем-нибудь запустили, однако я сдерживалась и сохраняла видимость полного безразличия. Федька продолжал пребывать в злобном состоянии, так как его заведующий сегодня работал ответственным по хирургической смене и мирно дремал у себя в кабинете – на аппендициты, грыжи и прочие мелочи, конечно, спускаться не стал. Федьке ассистировал как раз Петя, который так и сидел скрючившись, вдали от стола. Федор после первой же рюмки начал выплескивать на несчастное существо все, что копилось на душе, начиная с восьми утра:

– Петя, я тебе говорю в первый и последний раз: будешь еще так стоять, как корова, и в рану пялиться, то вечно на крючках оставлю и другим скажу. Так и знай!

Парень совсем сник. Федька же, не замечая ничего, кроме собственного недовольства, продолжал уже для всей аудитории:

– Приходят тут после ординатур. Руки из жопы, зато папа машину с квартирой подогнал сразу после диплома.

Славка, на удивление, ринулся защищать:

– Федя, да ты чего? Сам же всего семь лет после института. Научится еще парень, не трави.

– Я, между прочим, не на кафедре сидел, а со второго курса сначала сортиры на хирургии драил, а потом вечером оперировал. Все делал, что давали, и после института мог сам уже любой аппендицит или грыжу сделать, без помощи. А тут вон ранорасширители не может нормально держать… Надо бы тебе, Петя, с сортиров начать, как положено.

Парень сидел весь белый и, вероятно, хотел скончаться прямо на месте. Я обняла Федьку за шею, пытаясь убить сразу двух зайцев.

– Федюнчик, не кипятись. Ну че ты?

Но тщетно. Федькин указательный палец агрессивно бороздил пространство.

– Слава, Слава, тебе вообще грех вступаться. Давно ли из Чечни вылез? А тут глянь на него, на красавчика. Мама при кафедре, папа при кафедре, понимаешь… Ну и сидел бы там. Че его в простую больницу понесло? Тут же работать надо. Понимаешь: работать!

Парень собрал последние силы, почувствовав раскол в обществе, и в первый раз раскрыл рот:

– Федор Иванович, я буду стараться, только не выгоняйте из операционной сегодня.

– Да иди ты! Мне вон Варя лучше постоит. Правда, Варюша?

Однако Варя тоже имела человеческое сострадание.

– Это вы просто, Федор Иваныч, сегодня уже перетрудились. Лучше молчите, а то боженька увидит, как вы немилосердны с молодыми сотрудниками, и пошлет вам непроходимость часов на пять-шесть.

– Типун тебе на язык. Ладно, живи, лягушонок.

Я решила максимально усложнить жизнь для некоторых присутствующих, демонстративно встала и собралась обратно в приемник.

– Приятного аппетита! Пора на боевой пост.

Федька попытался усадить меня обратно.

– Да ладно. Не звонят же.

– Хочу еще почитать немного.

Пусть побегает, император тут нашелся.

Хоть бы бог его наказал парой-тройкой трепанаций, чтобы стоял за столом всю ночь и вспоминал о презервативах.