его победить? Я никогда раньше не пекла кукурузный пирог, не говоря уже о том, что ни разу ничего не пекла самостоятельно. А Педро не зря называют золотым мальчиком. До конца недели я подумывала о том, чтобы попросить о помощи Виктора, но это казалось… неправильным. После нашего неудачного свидания мы толком не разговаривали, и мне не хотелось испортить наши дружеские отношения.

Уверена, Синтия помогла бы мне, если бы я попросила. Я даже собиралась открыть ей свой секрет и уверена, она тоже не разболтала бы его Педро. Но всю неделю она была занята в библиотеке, сидя на переменах с некоторыми из одноклассников. Я узнала, что она – лучшая ученица в своем классе, а скоро промежуточные экзамены, так что она, должно быть, очень занята, помогая другим ученикам. Я не хотела стать еще одной причиной для ее беспокойства.

Так что я провела неделю, приставая к маме с просьбой испечь кукурузный пирог по бабушкиному рецепту. Я хотела понаблюдать за ней и тайком сделать заметки, но мама на мои просьбы всякий раз отвечала отказом.

Этим утром, в день выпечки и моего последнего шанса получить от нее какие-либо указания, она замечает, что я задерживаюсь на кухне, и бросает на меня строгий взгляд.

– Я не буду печь этот кукурузный пирог! – говорит она, прежде чем я успеваю спросить.

– Почему нет?

– Есть рецепты, к которым даже я не могу прикоснуться, Ларисса. Мне нужно, чтобы ты это уважала.

Этот рецепт слишком сильно напоминает ей о бабушке. Но он и мне напоминает о бабушке, даже больше, чем любой другой рецепт. И именно поэтому я хочу научиться его готовить.

– Вечно ты тянешь время, – бросает мама, переводя разговор в другое русло. – Если встала рано, иди заниматься. Не стой без дела на кухне.

Я чувствую себя изолированной.

Бог с ним, с рецептом. Я просто хочу, чтобы мы могли провести время вместе, как в тот вечер, когда она помогла мне подготовиться к вечеринке.

– Ладно… – соглашаюсь я, волоча ноги.

– На твоем месте я бы радовалась поступлению в университет, но ты ведешь себя так, будто это для тебя обуза. Ты будешь первой Рамирес, которая поступит в университет. Ты хотя бы понимаешь, какая это привилегия? Твой отец мечтал изучать экономику. У него был настоящий талант. И у тебя такие же способности. Ты единственная в нашей семье, кто может закончить то, что он начал.

В ее словах нет ничего такого, чего я не слышала раньше, но сейчас давление кажется невыносимым.

– Может быть, у меня есть свои мечты, – бормочу я.

И понимаю, что сказала это достаточно громко, чтобы она услышала. Я тут же сожалею о своих словах. Я никогда не была настолько откровенна с мамой.

– Отправляйся в школу, – не глядя на меня, бросает мама.

Я покидаю «Соль», надеясь, что она забудет о моей откровенности.

Как только я выхожу на улицу, из «Сахара» выходит Педро. И я тут же понимаю, что что-то не так. Педро не идет за своим велосипедом. Его волосы растрепаны, и он не в форме. Вместо этого на нем джинсы и рубашка наизнанку, как будто он надел ее в спешке.

Прямо за ним следует сеу Ромарио, и Педро оборачивается, чтобы предложить ему руку. Его дедушка обычно отмахивается от любого, кто предлагает помощь. Но на этот раз он берет Педро под руку и опирается на него, позволяя отвести его к их машине.

Донья Эулалия подходит к ним сзади, и я сразу узнаю выражение ее глаз. Такое же было у мамы, когда она катала бабушкино кресло в больнице… напряженное выражение лица, когда она осторожно везла бабушку по оживленным коридорам, миллион забот в ее глазах, которыми она никогда не собиралась делиться со мной.

– Ему больно, – говорит мама рядом со мной. Я и не знала, что она вышла на тротуар.

Мы смотрим, как Молина садятся в свою машину. Когда сеу Ромарио откидывается на спинку пассажирского сиденья, даже издали заметно, как тяжело он дышит.

Пара покупателей, направлявшихся в «Сахар», остановились на тротуаре, обеспокоенно наблюдая за происхо- дящим.

– Сегодня утром мы не работаем! – кричит Педро из машины.

Донья Эулалия занимает место за рулем, но машина не заводится. Она пытается снова и снова, и автомобиль каждый раз ее подводит. Она крепко сжимает руль, как будто пытаясь задушить его за непослушание в самый нужный момент.

Я вижу страх в глазах Педро, когда он смотрит направо и понимает, что мы с мамой все это время наблюдали за ним.

Я вспоминаю о тех временах, когда бабушка не могла спать на своей больничной койке, из-за дискомфорта в груди у нее перехватывало дыхание, она задыхалась. И сколько бы раз я ни умоляла медсестер пойти проведать ее, снова и снова бегая из лазарета в их кабинет, они отвечали, что уже делают все, что в их силах.

Это было ужасно. Это приводило в бешенство. Это было…

Ужасное чувство бессилия, которого я не пожелала бы даже своему злейшему врагу. Как я надеялась, надеялась и молилась, чтобы кто-нибудь избавил бабушку от боли.

– Мама, – я положила руку ей на плечо. – Твоя машина. Пожалуйста, позволь им одолжить ее. Пожалуйста.

Не говоря ни слова, мама подбегает к ним, протягивая ключи от машины изумленной доне Эулалии. Педро смотрит на меня, и я пытаюсь глазами сказать ему, что все будет хорошо.

– Мне нужно отвезти отца к врачу… – начинает донья Эулалия, но ее слова спотыкаются о панику. – Он нездоров.

– Элис, – начинает сеу Ромарио, но задыхается. Он слишком взволнован, рука прижата к груди.

– Отец, успокойся, мы отвезем тебя в клинику, – говорит донья Эулалия.

Мама хватает донью Эулалию за руку и вкладывает в ладонь ключ.

– Езжайте!

Донья Эулалия издает звук, похожий на всхлип, ее губы кривятся, как будто она пытается не заплакать.

Молина садятся в фускинью моей семьи – на дверях машины написано слово «Соль» – и уезжают. Они давно уехали, а мы с мамой так и стоим посреди улицы, когда понимаем, что неподалеку собралась небольшая толпа соседей, которые перешептываются и поглядывают на наши пекарни. У меня такое чувство, будто я только что проглотила горсть острых камешков. Почему они на нас уставились? Потому что мы помогли Молине? Потому что, несмотря на вражду, мы показали, что нам не все равно? Соперничество там или не соперничество, какой жестокий человек откажет другому в помощи?

Мама приходит в себя и хлопает меня по плечу.

– Топай давай. Будет чудом,