Следующий день прошёл ни шатко ни валко. Кайса крутилась по дому, помогая матери. Потом сбегала, как и собиралась, к пожилой леди из Финляндии. Вернувшись, села на крыльце и взялась за починку моего анорака, который я таки порвал, слоняясь по колючим зарослям в горах. Мистер Торп выкатил из красного амбара какое-то диковинное приспособление и теперь цеплял его к трактору. Понятия не имею, зачем нужна в хозяйстве эта штуковина, похожая на сдвоенную металлическую сороконожку на колёсах. Я подошёл поинтересоваться, не нужна ли помощь. Вроде как навести мосты. Он зыркнул в мою сторону и помотал головой отрицательно. Я пожал плечами, но отходить не спешил. Мало ли, удастся завязать разговор.

– Собираетесь в горы? – не слишком приветливо бросил он, не глядя в мою сторону.

– Да вроде того, – сказал я, не выказывая удивления. – Может, посоветуете чего?

Он ещё раз проверил, надёжно ли сцеплена с трактором сороконожка, и полез в кабину. Обернувшись, бросил:

– Захочешь, сам разберёшься.

Завёл мотор, показывая, что разговор закончен. Я, не шибко расстроенный, отступил, давая место для маневра. Грозный у Кайсы папаня, ничего не скажешь. Ну ладно я – человек пришлый, опять же с номокаром доверия не оправдал и сына ему не вернул. Но с Кайсой, как я погляжу, он тоже не очень-то ласков. Вечером Ада попросила меня крыльцо подправить, ступенька там одна раскачалась. Я разжился инструментами и возился с крыльцом, поглядывая в сторону красного амбара, где моя сахарная разговаривала о чём-то с отцом. Сначала они вроде как мирно беседовали. Мистер Торп неторопливо ей что-то втолковывал, а она слушала, не отводя взгляда от его лица. А потом вдруг резко от него отвернулась и к дому наладилась, а он её за руку схватил, да так, что её аж крутануло обратно. Я уже всерьёз подумывал, не вмешаться ли, хотя между отцом и дочерью соваться – последнее дело, но тут у них поутихло. Он отпустил её руку, и она быстро, не оглядываясь, пошла прочь. Пробежала мимо меня, ни словечка не сказала, и я понял, что разговор-то шёл обо мне. Но о чём конкретно? Нарисовалась у меня кой-какая неприятная мыслишка, да только я её от себя гнал.

А на следующий день мы ушли в горы.

20. Кайса Торп, Норвегия, где-то в горах.

Я люблю дождь. Джеффа послушать, нуднее дождливой погоды ничего на свете нет, но я так не думаю. Мне с дождём скучно не бывает. К тому же дождь дождю рознь. Наверное, можно было бы придумать название для каждой его разновидности и даже составить каталог. Я бы такой полистала. Скажем, уютный вечерний дождь, когда день уже почти закончился, а ты сидишь на кухне, отхлёбываешь понемногу горячий тодди со смородиновым соком, и на улицу не нужно выходить до завтрашнего утра. Или поздний баю-бай-дождь с раскатами грома где-то вдалеке, но ты уже закрыла дверь в свою комнату, устроилась под одеялом и слушаешь, как он стучит по жестяному подоконнику, а твои сны толпятся у изголовья, споря, кому сниться первым. А ещё утренний дождь-брызгалка, когда ты выходишь на крыльцо и смотришь из-под навеса, а снаружи моросит мелко-мелко. Делаешь шаг с последней ступеньки, и в лицо брызжет мельчайшая водяная пыль. Дождь старательно увлажняет тебя, будто ты – комнатный папоротник «венерин волос», а он – опытный цветовод. Следующий по списку – дождь-не-вовремя, который начинается, когда ты в лесу собираешь бруснику, почти полное ведро стоит на ближайшем пне, а ты остановилась, чтобы вычистить застрявшие листья из прутьев жестяного совка. Осталось собрать совсем немного, и можно идти домой. А тут вдруг он, да как зарядит. И вроде куртка на тебе непромокаемая, но ему нет дела ни до её непромокаемости, ни до твоих планов. И кажется, забраться тебе за шиворот – всё, что ему нужно. Захотел забраться – и заберётся. Наверное, он считает, что нет ничего более бодрящего, чем струйки дождя-не-вовремя между лопатками. А вот его дальнему родственнику – долгожданному наконец-то-дождю – действительно всегда рады. Он случается, когда выдаётся необычно знойное лето, и коровы на пастбище не отходят от поилки, поставленной предусмотрительным хозяином в тени. Ломкая низкая трава становится похожей на сухие иглы морских ежей, и когда на небе наконец собираются тучи, все с облегчением вздыхают. Наконец-то дождь.

Ого. Кажется, я ненароком начала составлять тот самый каталог дождей.

Сегодня пасмурно, но дождя пока нет, видимо немного задержался в дороге. Мой мужчина наверняка рад этому обстоятельству. Джефф предпочитает солнечные дни или хотя бы дни без осадков. Сейчас он широким размеренным шагом движется по лесу, время от времени сверяясь с маршрутом в GPS-навигаторе. В прошлый раз я показала ему, как пройти к хижине в горах, а теперь он сам меня туда ведёт. Изредка он останавливается, чтобы убедиться, что я за ним успеваю и со мной всё в порядке. Пару раз я подыграла ему: уцепилась за его руку, перелезая через поваленное дерево, и теперь он выбирает дорогу попроще. Я сделала это не для того, чтобы уверить его в своей слабости – этих игр я никогда не понимала, – просто хочется доставить ему удовольствие. Джефф любит, когда его женщина в безопасности, а обстоятельства – под контролем, это я сразу поняла. И я не то чтобы против его стремления ограждать меня от проблем, но… Но контроль и опека у меня уже были. И мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле я могу позаботиться о себе сама. Даже если это открытие сильно огорчило моего отца.

Джефф снова оборачивается.

– Как ты, сахарок?

Машу ему рукой успокаивающе. Всё хорошо, пошли дальше. Мне нравится его манера называть меня sugar. Надеюсь, он не зовёт так всех своих девушек. Я спотыкаюсь об эту свою мысль, как о трухлявый замшелый пень. Пару секунд разглядываю её, удивляясь жгучей смеси злости и обречённости, которую она вызывает. Потом перешагиваю через неё, оставляя позади. Впрочем, даже если и зовёт. В конце концов, это просто слово. Кстати, о словах. Сегодня мы разговариваем по-английски. Когда я предложила отложить на время норвежский, Джефф обрадовался, как школьник, которого отпустили на каникулы. Я сказала, что в горах нам так будет удобнее, потому что мы лучше понимаем друг друга на английском. Вторую причину я упоминать не стала,