просто хочу увидеть Олли. Уговорить его вернуться домой, если получится. Если он захочет… – Если Олаф живёт с этой тварью, он не может знать, чего он хочет. Он видит только то, что ему дозволено видеть. – Не кричи, пожалуйста. – Прости. Ты ходила к Берте. Она рассказала тебе? – Да. У меня будет с собой фляжка. – Что ж. Тогда у нас есть шанс. Но если тварь не захочет его отпустить… Твой может нам пригодиться. – Его зовут Джефф, отец. Моего парня зовут Джефф. И я не смогу уговорить его затвайсить хюльдру. – Я не об этом. Я вообще не слишком верю в эту шведскую штуковину. – А о чём тогда? – Его можно предложить вместо Олли. Лесной твари без разницы, кто ублажает её в постели. – Что?! – Ты меня поняла. – Я не буду этого делать. – То есть брата тебе не жалко. – Я не буду этого делать, отец.

Я засовываю номокар в боковой карман рюкзака. Теперь я смогу дотянуться до него, не снимая рюкзак с плеч. Если эта вещь может хоть как-то помочь, пусть лежит близко. Мы уходим с поляны, оставляя шум водопада позади. Через минуту шум резко стихает, будто водопад внезапно обмелел. Ничего удивительного, объясняю я себе. Звукопроводимость в тумане плохая. Туман – это взвесь крошечных водяных капель в воздухе. Звуковые волны спотыкаются об эти капли, и звук рассеивается. Не бог весть какое грамотное объяснение, но меня оно устраивает. Я стараюсь представить звуковые волны, исходящие от падающей воды, и мне это удаётся. Подрагивающие голубые синусоиды, будто начерченные в воздухе, пульсируют у меня перед глазами. Тем временем Джефф выводит нас к основанию холма, и я вижу каменистую тропу, петляющую между камней по склону. Мы начинаем по ней подниматься, и с каждым шагом я чувствую, что удушливое облако паники снова наползает на меня. Будто в этом тумане висят не капельки воды, а капельки страха. Крошечные шарики с тонкой оболочкой, наполненные ощущением опасности. Едва коснувшись меня, эти шарики лопаются, и их липкое содержимое выплёскивается на мою кожу. Скоро я вся буду пропитана этой гадостью, и тогда… Тогда я развернусь и побегу вниз с холма, к спасительной норе у водопада.

– Сахарок, что с тобой такое? – Джефф обеспокоенно всматривается в мои глаза, легонько потряхивая за плечи. – Устала? На тебе лица нет.

Я трясу головой, стараясь отогнать наваждение.

– Не знаю… Джефф, тебе не страшно? – выпаливаю я самое важное, что сейчас меня занимает.

– Нет, – пожимает он плечами удивлённо, – а чего здесь бояться?

Он берёт мои руки в свои ладони.

– Да ты замёрзла просто, вот и побледнела. Давай-ка двигаться поэнергичнее, м?

Я слабо киваю, цепляясь за его горячую руку. Мне не хочется выпускать её. Джефф ободряюще целует меня в нос, и мы снова бредём по тропе вверх. Первым идёт он, а я за ним, держа его за руку и отчаянно стараясь совладать с накатывающими на меня липкими волнами.

– Потерпи, сахарок, – в голосе Джеффа слышится беспокойство. – Мы почти на вершине. Вниз идти будет легче.

Я гляжу вперёд, стараясь разглядеть вершину. Синусоиды перед глазами пульсируют всё быстрее, меня сильно тошнит. Я падаю на колени, выпустив руку Джеффа. Острый камень впивается в мою правую коленку. Боль на секунду приводит меня в чувство и я пытаюсь вспомнить, чем могла так некстати отравиться. Моя рациональная часть, уже давно перебравшая возможные варианты, отклоняет версию пищевого отравления. Часть, отвечающая за честность перед собой, коротко резюмирует: ты напугана до тошноты. Кайса, чего ты боишься? Или правильнее будет спросить – почему? Ещё какая-то мысль пытается пробиться сквозь мглу в моей голове, мне уже почти удаётся поймать её, но в глазах окончательно темнеет и я отключаюсь.

– Кайса!

Я слышу слабый хлопок. Потом снова своё имя, и снова хлопок, теперь чуть громче. Разлепляю ресницы. Вижу озабоченное лицо Джеффа над собой. Щёки горят. Опираюсь о землю руками, Джефф помогает мне сесть.

– Божечки, Джефф, – говорю я, прикладывая ладони к горящим щекам. – Ты что же это, пощёчин мне надавал?

– Уф, сахарок, ну ты меня и напугала. Прости, если переусердствовал, – в его голосе совсем не слышно сожаления, только облегчение. – Надо же было тебя в чувство привести. Притащил тебя на вершину, по крайней мере, здесь нет проклятого тумана. Я думаю, у тебя на него аллергия или что-то в этом духе.

– А я думаю, – медленно начинаю я, ухватив-таки ускользавшую от меня мысль, – это не туман.

– А что же?

– Что-то вроде защитного экрана от непрошеных гостей. Вернее – от гостий.

– Хм. Ну. Возможно, – Джефф не уверен, но не возражает. – Тогда будем держаться от него подальше. Ты как, сможешь идти?

Я поднимаюсь. Прислушиваюсь к себе. Страха нет, зато появился стыд за мысли, им вызванные. А ведь я была готова повернуть назад, хороша сестричка. Если бы не Джефф… Джефф стоит рядом и терпеливо ждёт, пока я соизволю ответить.

– Со мной всё нормально. Куда нам?

Он показывает рукой вниз. Зелёная долина, пасмурный день. Пастбище, огороженное аккуратной изгородью. Маленький дом, цветочная клумба у крыльца. Никакого движения вокруг: ни животных, ни людей, ни струйки дыма над печной трубой.

– Странно. Куда это они все попрятались? – Джефф, прищурившись, смотрит вниз.

Мы рассматриваем пейзаж ещё несколько минут и начинаем спускаться. Прежде чем уйти с вершины, я бросаю взгляд на тропу к водопаду. Видно только самое её начало, остальное надёжно скрыто под стеной молочного цвета. При мысли о том, что при возвращении придётся снова погрузиться в это ядовитое молоко, меня передёргивает от отвращения. Я отворачиваюсь и быстро иду за Джеффом, внимательно глядя себе под ноги.

21. Джефф по прозвищу «Барабанщик», Норвегия, по ту сторону водопада

…но на стук никто не отозвался. Мы потоптались на крыльце, осматриваясь. Полосатый половик перед дверью, на ступеньках – уличный фонарь с масляным светильником, просторный двор, аккуратная поленница у изгороди, колода, брошенный рядом с ней топор.

– Видать, хозяев нет дома, – сказал я.

– Значит, войдём без приглашения, – Кайса решительно толкнула дверь.

Та легко подалась. Сразу за порогом начиналась комната, обставленная простой деревенской мебелью. Стол, комод, расписанный розами. У окна стояла узкая кровать, и на ней кто-то лежал.

– Хей, – сказал я громко, – есть кто живой?

Фигура на кровати не шелохнулась.

– Постой-ка здесь, – придержал я свою