– непредубежденные и давно лишенные политико-эмоционального накала обзоры Гражданской войны в школьных и университетских учебниках и хрестоматиях; чаще всего в них проводится мысль: «Север отстоял единство страны, тогда как Юг – свою честь»;

– многочисленные памятники в честь как победителей, так и побежденных[219], в том числе четыре монумента, воздвигнутые в честь обеих сторон в Вашингтоне, Геттисберге, Ричмонде и Новом Орлеане;

– изображения деятелей обеих сторон на почтовых марках США;

– наименование военной техники в честь героев обеих сторон.

Отметим в связи с этим полное название не самой удачной, зато самой большой американской боевой машины Второй мировой войны – танка М3 «Грант – Ли». Самый быстроходный из всех тогданих американских танков носил название «Генерал Стюарт», а самый массовый и известный танк армии США – «Генерал Шерман». На вооружении национальной гвардии США с 1960‑х годов состоит легкий танк «Генерал Шеридан». Из только что приведенных названий боевой техники три увековечивают победивших федералистов и два – проигравших конфедератов.

Вторая половина XX и начало XXI века дали штатам после длительного перерыва когорту президентов-южан. Первым из них обычно называют техасца Линдона Джонсона. Затем последовали уроженец Джорджии Джеймс Картер, арканзасец Клинтон и еще два уроженца Техаса – отец и сын Буш.

Общенациональное примирение пришло в США в надлежащее время. Оно помогло американцам – северянам и южанам сражаться за океанами во времена двух мировых войн. Оно стало плодом дополнявших друг друга усилий гражданского общества и государственных органов. Оно воплотилось в жизнь через институты политической (но не идеологизированной) демократии. Оно состоялось благодаря решимости и гражданской смелости личностей, выдвинутых Гражданской войной и Реконструкцией – Линкольна, Ли, Гранта, Джонсона, Росса и Теодора Рузвельта.

Невзирая на редкий накал политических страстей в Испании, тут мы тоже обнаружим зародыши политики общенационального примирения.

Большинство участников испанской войны особенно молодежи стремилось к победе над противником на поле боя – и отказывалось задумываться о ее цене. Тем не менее накануне войны и в первой ее половине несколько голосов прозвучало в защиту человечности и сострадания – голоса Асаньи и Прието – в Республике, мыслителя Мигеля Унамуно и некоторых католических священников – на территории националистов. Увлеченность обеих сторон военными действиями и мщением, настроенность на победу какой угодно ценой не подлежит сомнению. Она господствовала над всем остальным. И все же она не стала всепоглощающей.

Иностранные добровольцы с изумлением отмечали, что республиканские бойцы отказываются вести огонь по удобным мишеням – неприятельским санитарным автобусам, а также по офицеру-монархисту, бегущему впереди солдат с распятием в руке, поскольку он, вероятно, «искренен в своей вере». Удивление иностранцев вызывало и то, что за время восьминедельных уличных боев в Толедо воюющие стороны прекращали огонь при появлении между ними нищего слепого старика. Националисты, вступая во взятый с бою населенный пункт, после завершения сражения бесплатно раздавали жителям продовольственные порции – свежий хлеб, сахар, рыбу, рис, шоколад[220]. Иногда упаковки с продовольственными пайками сбрасывала на республиканские тылы авиация генерала Кинделана.

Открыто и систематически стал ориентироваться на свертывание и завершение военных действий в начале 1938 года военный министр Прието. По его настоянию Республика отказалась от возможных тогда и перспективных в военном отношении планов наступления в равнинной густонаселенной Андалузии. Вместо этого удар нанесли в периферийном Арагоне с ограниченной целью взятия высокогорного 20‑тысячного Теруэля. После окружения города министр запретил преследование националистов, сознательно упустив возможность превращения местного успеха в значительную победу. Он затянул ликвидацию Теруэльского гарнизона, дав ему возможность сложить оружие на почетных условиях. Действия Прието не были предательством. Они были направлены на демонстрацию военной мощи Республики и на склонение каудильо к компромиссному миру.

Однако миротворцев поддержала меньшая часть Народного фронта – баскские и каталонские националисты. Против компромиссного мира по одну сторону фронта выступили коммунисты, большинство социалистов и анархисты, а по другую – большая часть националистов. Франко отказался от любых переговоров. Его военный трибунал заочно приговорил к тюремному заключению попавшего в плен военного коменданта Теруэля. Ответом каудильо на примирительные авансы с республиканской стороны стало крупномасштабное Арагонское наступление, принесшее националистам крупный успех.

В дни разгрома армий Республики в Арагоне Прието открыто поставил сначала в совете министров, а затем в исполкоме социалистической партии вопрос о невозможности дальнейшего сопротивления. Он предложил удерживать только Каталонию, а прочие республиканские территории (включая Мадрид) оставить. Каталонию министр планировал оборонять при помощи одной из демократических держав – Франции или Англии, заинтересованных в сдерживании тоталитаризма. Министр воспрепятствовал массовому направлению женщин на оборонительные работы и созданию «молодежных дивизий» из подростков. Прието не без основания видел в мобилизации несовершеннолетних очередной акт истребления генофонда. Военного министра теперь поддержали умеренные республиканцы во главе с президентом Асаньей и часть социалистов. Ряды сторонников примирения расширились. Казалось, курс на скорейшее завершение войны обретает социальную базу.

Но приетистов в считаные дни постигли несколько ударов, прежде всего внешнеполитического плана. Примирение испанцев не вписывалось в намерения ни Гитлера, ни Муссолини. Им было выгодно дальнейшее разорение и ослабление Испании. Итальянские ВВС нанесли серию жестоких ударов по Барселоне и Валенсии (см. выше), усилив многочисленными разрушениями и жертвами готовность населения и армии к продолжению войны. Каталонские националисты отказали приетистам в поддержке. Немедленно последовали организованные левыми экстремистами народные демонстрации под максималистским лозунгом: «Нет компромисса, кроме разгрома Франко!» По требованию компартии и советского посольства Негрин в апреле 1938 года добился отставки Прието. Правительство и все партии Народного фронта незамедлительно подтвердили установку о продолжении «антифашистского сопротивления».

Но инициатива Прието была услышана и подхвачена по обе стороны разрезавшего Испанию фронта. В апреле вызвала сильный отзвук речь генерала Ягуэ на банкете в Бургосе. Военные фалангисты и чиновники съехались во временную столицу отметить крупную победу, одержанную в Арагоне. Но решительный и прежде безжалостный военачальник заговорил не о радости и гордости и не о скором падении Мадрида, а совсем о другом. И начал он с уважения к противнику, которого его войска только что победили. Генерал заявил: «Ошибочно считать красных трусами (любимая тема выступлений другого вольнодумного милитариста – Кейпо де Льяно. – С.Д.). Нет, они стойко бьются, отстаивают каждую пядь земли и доблестно умирают. Они тоже рождены на священной земле, которая закаляет сердца. Они – испанцы, следовательно, они смелы…» (отметим непривычный нам ход мыслей. – С.Д.). Он заговорил и о широких, часто неоправданных политических репрессиях в «новом государстве», осуждая аресты соотечественников только за то, что одни из них ранее состояли в профсоюзах, а другие имели несчастье помещать платные объявления в социалистических газетах.