поступили варварски – выбросили их из могил и бульдозером свалили в овраг. Правда, в других местностях подобного вандализма не наблюдалось. Захоронение генерала Лукача в Валенсии осталось неоскверненным.

Националисты восстановили все отмененные Республикой старинные католические праздники и учредили новые идейно-политические праздники. Среди них были «День отваги» – 18 июля, «День веры» – 1 апреля (день издания последней военной сводки «крестового похода»). 19 мая было провозглашено «Днем победы». День расстрела Примо де Риверы, 20 ноября, по настоянию фалангистов был провозглашен «Днем скорби»

Специфика испанского менталитета выразилась в том, что все выдержавшие осаду республиканцев города – Овьедо в Астурии, Сарагосса Уэска и Хака в Арагоне, Авила, Сеговия и Толедо[229] в Кастилии – получили почетный и величественный статус «городов-мучеников»[230]. Верная националистам с первого часа восстания католическая Наварра, давшая Моле и Франко фанатически настроенные бригады монархистов-рекете[231], единственная из всех пятидесяти испанских провинций удостоилась коллективной награды – самого высокопоставленного в старой Испании ордена Святого Фердинанда, упраздненного республиканцами и восстановленного в «новом государстве». Этот орден был включен в герб Наварры.

Пока националисты упивались победой, свыше 300 000 побежденных было направлено на принудительный труд в рудниках, строительстве и на дорожных работах. Сроки, к которым их приговорили, варьировались от одного года до 20 лет. Меньшую их часть отправили в Марокко, большая часть отбывала наказание в метрополии. Победители заставили 22 000 военнопленных республиканцев возводить в горах Сьерра-Гвадаррамы, неподалеку от Мадрида, огромный мемориальный комплекс, долженствовавший прославить победу «нового государства». На этом строительстве не было механизмов и взрывчатки. Побежденным полагалось искупать «вину перед родиной» тяжким ручным трудом. Из инструментов были только ломы, кирки и лопаты. Поэтому строительство завершилось только в 1959 году. Более половины его участников – 14 000 человек погибло от непосильного труда и болезней.

Победители упразднили почти все разрешенное при Республике – политические партии, независимые от государства профсоюзы, светское образование. Они запретили забастовки и право на развод, свели к минимуму ввоз иностранных книг и газет. Помещики получили назад большую часть земельных угодий, конфискованных республиканцами. Испанок лишили политических и имущественных прав. В семейных отношениях возродили главенство отца и мужа.

Националисты прививали обществу аскетизм. Из голливудских кинофильмов цензоры-фалангисты и священники приказывали вырезать сцены с объятиями, поцелуями, декольте. Испанкам запретили носить короткие платья, открытые купальники, пользоваться косметикой и тем более курить. С появлением впоследствии бикини запретили и их. Впрочем, права испанцев тоже ограничили – мужчинам запретили носить шорты и короткие брюки. Стриптиз и нудизм, как и во время войны, остались вне закона.

Испания перестала быть конституционным государством. Упразднив конституцию 1931 года, победители не сочли нужным принимать другую. Они управляли страной отдельными органическими законами и многочисленными декретами и предписаниями. На смену республиканскому трехцветному знамени, слишком напоминавшему флаг «безбожной» Франции, было возвращено средневековое монархическое двухцветное знамя. Республиканский «Гимн Риэго», прозванный «испанской Марсельезой» и славивший идеи народовластия и прогресса, был объявлен вне закона. На официальных церемониях теперь исполняли воспевавший самобытность Испании гимн-хорал Фаланги «Лицом к солнцу» со вставками из монархического марша «Марча реал» и армейские походные марши. Националистическому «новому государству» таким образом было суждено стать уникальным государством с несколькими гимнами сразу.

Выросший в добропорядочном католическом семействе, женатый на ревностной католичке и всегда дороживший хорошими отношениями с духовенством, каудильо-генералиссимус воссоединил католическую церковь с государством. В страну разрешили вернуться изгнанному Республикой иезуитскому ордену. Под опеку духовенства снова были отданы школы. Университеты оказались под двуединой властью духовенства и фалангистов.

Политическая демократия была полностью демонтирована. Правовые акты националистической Испании до 1944 года включительно не содержали упоминания о чьих-либо правах и свободах. Упразднена была многопартийная система. «Мы ненавидим и отвергаем все партии», – периодически напоминал испанцам каудильо в 1940‑х и даже в 1950‑х годах. Единственной легальной политической организацией осталась имевшая статус «движения» Испанская фаланга с сине-красной униформой ее членов и обязательным приветствием «Арриба Эспанья!»[232]. Фаланга, численность которой в начале 1940‑х годов превысила миллион человек, совместно с церковной иерархией[233] курировала школьное и университетское образование, цензурные инстанции, воспитание детей-сирот «крестового похода», военно-спортивную подготовку молодежи. Она отвечала за организацию массовых мероприятий, выпускала вестники и многие книги. Начало детальному описанию и изучению войны 1936–1939 годов было положено фалангистскими публицистами. Фаланге совместно с духовенством было поручено руководство скудными социальными программами.

Франко не возражал против того, чтобы фалангисты описывали историю войны, выявляли недовольных, устраивали военно-патриотические шествия, исполняли на собраниях хорал «Хосе Антонио жив!». Однако Фалангу не допустили к вершинам государственного механизма. В 1940–1950‑х годах все ключевые правительственные посты принадлежали кадровым военным. Фалангистам доверяли отдельные второстепенные ведомства – Министерства труда, ветеранов, социального страхования да еще муниципальную власть с ее крайне малыми полномочиями. В вооруженных силах Фаланга не имела ни власти, ни влияния. Главой Фаланги с 1937 года постоянно был каудильо, никогда не являвшийся фалангистом. Униформа фалангистов – синяя рубашка с красным беретом и приветствие «Воспрянь, Испания!» были утверждены декретом каудильо-генералиссимуса. Такой режим с урезанным статусом Фаланги был прозван журналистами и политологами «полупартийным»[234].

Поскольку римско-католическую церковь воссоединили с государством, претенденты на занятие государственных и муниципальных постов в националистической Испании должны были прилагать к пакету документов не паспорт и не свидетельство о рождении, а церковно-приходскую метрику о крещении по католическому образцу[235]. Занимавший государственный пост приносил присягу на верность религиозному авторитарному государству и его вождю. Служебная и военная присяга была сделана персоналистской. Она начиналась словами: «Я клянусь Богом, Испанией и Франко и нашей национальной синдикалистской революцией[236] служить моей стране всеми силами. Клянусь безоглядно бороться за духовное и материальное наследие нашей былой империи в Азии и Америке за строительство Испании – единой великой и свободной, которую нам даровал победоносный меч нашего каудильо».

Малозамеченными историками остались некоторые общедемократические преобразования, проведенные в 1940‑х годах «новым государством» при всем его антидемократизме. Пришедший к власти генералитет за годы войны психологически дистанцировался от породившей его дворянской среды и перестал быть таким же послушным ее орудием, каким долго была монархия Габсбургов и Бурбонов. Часть помещичьих земельных угодий, переданных Республикой крестьянству, националисты прежним владельцам не вернули. (Как правило, это были земли худшего качества.) Были сведены на нет рудименты феодальных повинностей и дворянские привилегии, в том числе удешевленное кредитование помещиков и их исключительное право охоты. Призыв на военную службу «новое государство» распространило на всех лиц, физически годных к ее прохождению. Генералитет не получил обещанного во время «крестового похода» повышения окладов. Каудильо ссылался на жертвы, которые все должны приносить из-за