Непримиримо настроенный Франко и его окружение, отклоняя или игнорируя мирные предложения республиканцев, усмирили диссидентов вроде Ягуэ де Льяно и Аранды и довели войну до крушения Республики. Хотя оно сопровождалось открытием истощенными республиканцами фронта и падением Мадрида без новых сражений, побежденные были сделаны объектом преследований и массовых наказаний на основании Закона о политической ответственности (см. выше).

С завершением военных действий вся Испания стала «национальной», или «националистической». Однако на всей территории страны националисты сохранили режим осадного положения. Они не сократили, а увеличили количество военных трибуналов. Продолжали работать созданные во время войны концлагеря[224]. Количество смертных казней в 1939–1940 годах достигало 20–30 ежедневно. Иногда жуткая цифра доходила до 150 расстрелов в день. Большими взятками иногда удавалось спасти жизнь приговоренного, но тогда взамен него под расстрел попадал другой заключенный – не обязательно приговоренный к казни[225]. Кроме расстрелов, «новое государство» стало применять гарроту – изощренный средневековый способ казни, отмененный в XX веке. Среди казненных было несколько республиканских министров, в том числе Хулиан Сугасагойтия, ряд военачальников (генералы Мартинес Кабрера[226] и Пабло Эскобар) и политических комиссаров, лидер каталонских национал-сепаратистов – Компанис. `В применении высшей меры наказания соблюдалась зловещая «гласность»: списки расстрелянных власти вывешивали на тюремных воротах, чего не делали ни в России, ни в Штатах.

Смертных казней в «новом государстве» в 1939 году было столько, что даже сражавшийся ранее бок о бок с националистами последний командующий ИДК итальянский генерал Гастоно Гамбара – участник Каталонской битвы, прежде чем покинуть Испанию после победы, нашел нужным заявить националистам официальный протест против их неумолимости и призвать их к великодушию[227].

Прозвучавшие вовремя призывы Ягуэ и Гамбары были пропущены победителями мимо ушей. Проявления сострадания, милосердия к побежденным не укладывались в рамки «политики отмщения». Будущие примирители и демократизаторы страны, вроде молодого фалангиста Дионисио Ридруэхо, почти ничего тогда не смогли сделать в этом направлении. Прославленный военачальник Ягуэ, внесший солидный вклад в победу националистов, лишился министерского портфеля за действия в направлении прощения побежденных в сфере юрисдикции его министерства. Газеты националистов торжествующе-назидательно провозглашали: «Суровая юстиция Франко и новой Испании день за днем и час за часом удаляет тех, кто преступными деяниями угрожает обществу».

Внутреннюю политику «нового государства» до 1944–1945 годов историки резонно окрестили «политикой отмщения». Частью обвинительного приговора в трибунале помимо всего прочего могли стать: неисправное посещение церкви; уход за ранеными или больными республиканцами; отказ донести на противника режима или на подозрительное лицо; отсутствие в годы войны радости при извещении о военных победах националистов. После тюремного заключения самыми распространенными наказаниями стали: ссылка под надзор полиции, лишение гражданских прав (в том числе имущества), принудительные работы. Через указанные наказания прошли все попавшие в руки победителей военнослужащие Республики, кроме несовершеннолетних к моменту призыва, все ее профсоюзные активисты, муниципальные советники, все работники средств массовой информации и т. д.

Как и при монархии, национальные языки Галисии, Каталонии и Бискайи были запрещены, но теперь их региональные флаги и эмблемы пачками сжигали на кострах, чего не было даже при самых реакционных королях из династий Габсбургов и Бурбонов. Вывески и дорожные указатели повсеместно испанизировались. Почтовые работники «нового государства» стали возвращать отправителям письма в надорванных конвертах, если адреса были написаны не по-испански. На кладбищах по указаниям фалангистов и армейских офицеров разбивали могильные плиты и надгробия с текстами на баскском языке. Было запрещено давать новорожденным баскские имена. Бискайя несколько лет носила официальное клеймо «предательской провинции». Было возрождено запрещение каталонских танцев. Унижение побежденных было безмерным.

Победители не проявили снисхождения даже к лицам, чья деятельность ускорила падение Мадрида и тем самым окончание войны. Среди них был Хулиан Бестейро, которому не помогло то, что он со времен поездки в Советскую Россию в 1920 году был убежденным антикоммунистом и недругом СССР, называл антитоталитарное сопротивление «безумием» и призывал к капитуляции, а в марте 1939 года содействовал антиреспубликанскому перевороту и добровольно остался в Мадриде (чего не стали делать полковник Касадо, генералиссимус Миаха, адмирал Буиса и капитан Урбиэта). Члены военного трибунала поставили больному туберкулезом Бестейро в вину членство в социалистической партии и Учредительном собрании 1931 года, соавторство в республиканской конституции, председательство в республиканских кортесах первого созыва и уклонение от «активной борьбы» против Народного фронта. Приговоренный к 30 годам лишения свободы, Бестейро через год скончался в тюрьме. Профессиональный военный генерал Матальяна, который никогда не состоял в партиях, в начале 1939 года настаивал перед Негрином на прекращении сопротивления, а затем не пытался эмигрировать, был приговорен к 20 годам тюрьмы. Матальяна разделил участь Бестейро на 13‑м году заключения. Репрессии против них шли вразрез с неоднократными заверениями, исходившими от каудильо: «Тем, на чьих руках нет крови, нечего опасаться».

В «новом государстве» надолго воцарился безудержный культ победителей и победы, чего не было в США. Соратники преподнесли Франко звание генералиссимуса (уже выходившее из употребления в большинстве государств). Генералиссимус в свою очередь возобновил прекращенную республиканцами практику раздачи аристократических титулов. Не дожившие до победы монархист Кальво Сотело, бывший республиканец Мола и фалангист Примо де Ривера посмертно удостоились титулов герцогов. Титулом маркиза вознаградили при жизни двух генералов – Кейпо де Льяно, Саликета и адмирала Морено. Посмертными маркизами впоследствии были сделаны еще три генерала – монархисты Варела и Кинделан и вольнодумный Ягуэ.

1939 год было предписано называть «годом победы». Все почтовые отправления полагалось начинать со слов: «Первый год победы». Средства массовой информации и новая учебная литература прославляли «новое государство» и «крестовый поход» с обязательным рефреном «Испания победила – анти-Испания проиграла». Всемерно нагнетались ненависть и презрение к Республике и к Советскому Союзу[228], все отношения с которым были автоматически разорваны в марте 1939 года.

Республиканцам отказывали даже в звании испанцев. Их было положено именовать скоплением уголовников и «советско-французских агентов». Стены домов пестрели плакатами с изображениями чудовищ, побежденных «новым государством».

В честь победы во многих городах страны были экстренно воздвигнуты недолговечные и аляповатые, но зато помпезные триумфальные арки, монументы героям «крестового похода» начиная с Франко. В населенных пунктах лихорадочно переименовывали сотни улиц и площадей; одну из улиц Мадрида назвали в честь «Легиона Кондора». С подчеркнутой торжественностью провели перезахоронения националистов, погибших в авиакатастрофах – Санкурхо и Молы и расстрелянных республиканцами – Примо де Риверы, генералов Бурриеля, Годеда, Карраско, Фанхуля. Вместе с тем с останками павших при обороне Мадрида советских танкистов и летчиков националисты, мнившие себя «защитниками христианской цивилизации»,