каждым из них просьбы, содержавшей клятву лояльности). К 1867 году президент даже назначил некоторых из них временными[205] губернаторами южных штатов.

Администрация Джонсона не поставила побежденным штатам условий при выработке ими новых конституций, в которых уже не было места рабовладению, но ничего не говорилось о негритянском вопросе. А когда конгресс вопреки воле Белого дома узаконил на неопределенное время оккупацию Юга, президент предписал генералам толковать данные им административные и судебные полномочия ограничительно и уважать права штатов. Уважавший права штатов Джонсон, к возмущению советских историков (но не юристов!)[206], отказался вмешаться в разгоревшийся в бывших мятежных штатах конфликт вокруг наделения бывших рабов избирательными правами и землей. Его невмешательство помогло белому большинству выиграть данную борьбу. Почти все южные штаты учредили «цензы грамотности» на выборах, ввели значительные избирательные залоги и на этом основании надолго исключили из избирательного процесса преобладающую часть освобожденных, но на 99 % неграмотных и неимущих рабов[207]. Два штата – Миссисипи и Теннесси – осмелились даже не ратифицировать неугодные плантаторам и многим другим белым гражданам поправки к федеральной конституции (см. ниже).

Дважды, в 1866 и 1868 годах, президентскими прокламациями (не нашедшими поддержки в конгрессе)[208] Джонсон провозгласил Гражданскую войну законченной. Его прокламация 1868 года даже даровала побежденным мятежникам амнистию, но с очень существенной оговоркой: их не восстановили в федеральном гражданстве.

Как еще один жест примирения следует расценивать состоявшийся при Джонсоне судебный процесс генерала Шермана, обвиненного в жестокости (поджоги) и нарушении прав собственности (грабежи, мародерство) при взятии Атланты. Правда, суд не нашел преступлений в действиях генерала. Но процесс против прославленного военачальника-победителя по искам побежденных имел большое значение. Пребывание генерала на скамье подсудимых понравилось южанам, а его оправдание – уважавшим его северянам. Процесс указывал на политическую непредвзятость и равноудаленность федерального правосудия.

Естественно, бывшие мятежники встретили политику Джонсона с симпатией и радостью. Зато ее решительно оспорили: большая часть общественности Севера, более половины крупнейших газет, обе палаты конгресса и даже часть федеральных министров во главе с властным военным министром Стентоном. Не в пользу хозяина Белого дома были и настроения в Верховном суде США, который перестал быть рупором Юга. Джонсон приобрел репутацию предателя дела Линкольна и Республиканской партии. Между тем после убийства Линкольна многие северяне клялись «отомстить Буту и всем южанам». Генерал Шерман с трудом удержал тогда своих подчиненных от сожжения дотла города Роли в Северной Каролине, в окрестностях которого армию застало известие о гибели президента.

При этом многие северяне и западники словно не замечали, что оккупированные федералистами бывшие мятежные штаты юридически остаются вне Федерации, что замешанные в сецессии лица (около 200 000 человек) навсегда поражены в политических правах[209], что у южан нет ни одного депутата в конгрессе, являющемся «нервным центром» лоббирования региональных интересов и т. д. Не успокаивало их и бессудное тюремное заключение Джефферсона Дэвиса и его министров и возмездие, вскоре настигшее заговорщиков, замешанных в убийстве президента Линкольна[210]. Они были осведомителями и укрывателями, что не относится к категории тяжких преступлений. Но обвинительные приговоры, вынесенные им судом, президент Джонсон не стал смягчать. Пять человек закончили жизненный путь на виселице, причем повесили их публично; еще четырех отправили в каторжные тюрьмы. Кару понесли также администраторы Андерсонвилльского концлагеря, содержавшие пленных солдат-федералистов в издевательски скверных условиях, следствием которых был значительный процент болезней и смертельных исходов и самоубийств. Уличенных в зверствах коменданта лагеря и его подчиненных суд приговорил к смертной казни через повешение. И этот приговор привели в исполнение публично – в присутствии съехавшихся со всей страны сотен уцелевших узников лагеря, которые скандировали: «Вспомни Андерсонвилль!»

Противостояние ветвей власти дошло в 1868 году до применения конгрессом и Верховным судом процедуры импичмента. Правда, конгресс не стал обвинять главу государства в предательстве чьих-либо заветов или в симпатиях к сепаратизму, то есть политизировать процесс. Джонсону было предъявлено юридически сформулированное и прозаически звучавшее обвинение в «неуважении к конгрессу»[211]. Процедура судебного разбирательства дела главы государства была доведена до конца (редчайший в американской политической и правовой истории эпизод; впоследствии такого не повторялось вплоть до 1998 года – импичмента Билла Клинтона).

Судьба президента, прощавшего противников единства страны и виновников ее раскола, в день сенаторского голосования о его виновности висела в полном смысле слова на волоске – абсолютное большинство сенаторов намеревалось обвинить главу государства. Однако сенатор-республиканец Элмер Росс из Канзаса – штата, где фактически началась Гражданская война (см. выше) – изменил свое первоначальное намерение и проголосовал в пользу Джонсона. Тем не менее более трех пятых голосов на поименном голосовании в палате было подано в пользу обвинения. Но до закрепленного конституцией США квалифицированного большинства в две трети не хватило ровно одного голоса. И сенат вынес президенту оправдательный приговор. Оправданный Джонсон за день до истечения президентских полномочий подтвердил все изданные им ранее акты об амнистии и помилованиях, хотя и имел причины предполагать, что они будут вторично «опрокинуты» конгрессом (что и произошло в действительности).

Миротворческая позиция Росса, старавшегося спасти страну от нового нарастания политических страстей, не была по достоинству оценена современниками. Сенатор немедленно стал мишенью свирепой критики и угроз. Его завалили подписанными (чаще) и анонимными (реже) телеграммами и письмами: «Веревка Иуды Искариота утрачена, зато револьвер всегда под рукой». Многие угрозы были подписаны его земляками-канзасцами. Ни одна из партий больше не выдвигала Росса кандидатом. Проживший долгую жизнь Росс вынужденно ушел в политическое небытие.

Оппоненты президента Джонсона издавна объясняли его казавшиеся неожиданными и непродуманными действия в годы Реконструкции чисто личностными, психологическими факторами – его южным происхождением, неотесанностью, пьянством. Но вряд ли такой подход верен. Ведь оба названных фактора не мешали неотесанному простолюдину из Теннесси и сыну Юга ранее быть верным приверженцем Линкольна и ревностно поддерживать курс Республиканской партии на военный разгром мятежной Конфедерации. Сторонники Эндрю Джонсона, которых у него тоже немало, дают другие объяснения его деятельности. Они подчеркивают два положительных фактора: уважение президента к конституционно закрепленным правам штатов и его намерение достигнуть скорейшего общенационального примирения. И вторая точка зрения, по всей вероятности, ближе к исторической истине.

После Джонсона на протяжении трех четвертей столетия ни один уроженец Юга не становился президентом страны.

Сменивший Джонсона президент Улисс Грант (1869–1877 годы) постепенно смягчал режим оккупации южных штатов. Расквартированные на Юге федеральные войска не вели борьбы против находившегося на подъеме ку-клукс-клана. Это позволило ку-клукс-клановцам – сплошь бывшим офицерам-конфедератам – устранить наиболее радикально настроенных местных негритянских деятелей[212], требовавших, в частности, наделения