Штатов, воля которых никак не была связана общеевропейскими соглашениями. Большая часть деятелей администрации Франклина Рузвельта в принципе симпатизировала республиканцам[186], но конгресс был настроен прямо противоположным образом. С 1935 года в США действовал Закон о соблюдении нейтралитета в любом конфликте вне сферы действия доктрины Монро. В депутатском корпусе, отражавшем настрой американского социума, господствовали изоляционистские стереотипы («у нас нет причин лезть в дела Европы»[187]) и пацифистские настроения («торговля оружием выгодна только фабрикантам смерти. К тому же она безнравственна»). На третьей неделе войны США устами госсекретаря наложили «моральное эмбарго» на военные поставки в Испанию. Нарушение эмбарго госдепартамент объявил «непатриотическим актом». Однако эмбарго не было закреплено ни резолюцией конгресса, ни нормативным актом Белого дома, оно не имело обязательной силы и потому не было действенным. (Впрочем на его основании Штаты успели отказать Мексике в продаже винтовок, о которых в заявке мексиканского правительства доверчиво сообщилось, что оно намерено перепродать оружие испанскому республиканскому правительству[188].)

Тем временем несколько известных американских военно-промышленных корпораций («Гленн Мартин» и др.), владельцы которых были озабочены не морально-нравственной стороной дела, а прибылью, стали продавать Республике самолеты и авиационные моторы. Тогда на шестом месяце войны конгресс поправкой к Закону о нейтралитете запретил экспорт любых военных материалов в Испанию. Моральное эмбарго было сделано юридически полноценным. Периодически раздававшиеся до конца войны призывы и требования коммунистов и других левых сил «Отменить эмбарго! Помочь Испании!» были безуспешны. В то же время власти не мешали корпорации Форда и фирмам «Студебеккер» и «Дженерал моторс» продавать националистам грузовики. Не препятствовал Вашингтон и экспорту американской нефти в Испанию (нефть и автомашины не считались военными материалами).

Впоследствии националисты так определяли вклад американских промышленников и банкиров в победу Франко: «Без американских грузовиков, без американской нефти и без американских кредитов мы никогда не выиграли бы войны».

Американцы, французы и англичане довольно скоро открыли консульства на территории националистов (не закрывая их, впрочем, и на республиканской территории)[189]. В консульствах иногда находили убежище политические беженцы обеих воевавших сторон.

Получила продолжение и линия западных держав на посредничество между сторонами конфликта с целью их примирения. Основными причинами были опасения территориального распространения «большевистской бациллы» и заинтересованность в восстановлении обширного российского аграрно-сырьевого рынка. В январе 1919 года с идеей мирного посредничества между красными и белыми выступили правительства Великобритании и США. Они выдвинули тогда предложение пригласить воюющие стороны за стол переговоров на многосторонней примирительной конференции, созвав ее на нейтральной почве. Местом предлагаемой конференции были названы Принцевы острова в Мраморном море недалеко от Стамбула, оккупированного державами Антанты[190].

В январе – феврале 1939 года с «мирными инициативами» согласованно выступали правительства Великобритании и Франции, провозглашавшие готовность к посредничеству между Республикой и «национальной Испанией». Но их «мирные инициативы» была еще менее проработанными (место и время планировавшихся переговоров не были названы) и к тому же откровенно односторонними. Ноты с инициативами не были адресованы националистической Испании и к тому же сопровождались предупреждениями, что при отказе Республики от посредничества две державы разрывают с нею дипломатические отношения, что по форме весьма напоминало ультиматум, а по сути – шантаж.

Западные державы свыше двух лет настаивали на выводе из Испании всех иностранных войсковых формирований. В результате многомесячных дискуссий требование было смягчено до «существенного сокращения» численности иностранных войск. К июлю 1938 года лондонскому комитету удалось согласовать компромиссный проект: каждая из воюющих сторон эвакуирует из Испании по 10 000 иностранных комбатантов, после чего сторона, у которой иностранцев, по данным контролеров комитета, окажется больше, продолжит их вывод[191]. Обе воюющие стороны скрывали факты и манипулировали цифрами, под всевозможными предлогами саботировали график вывода иностранцев. Правда, фашистская Италия эвакуировала 10 000 раненых и заболевших «добровольцев», но взамен прислала примерно столько же других. Вопрос был снят с повестки дня только с роспуском интернациональных бригад на третьем году военных действий.

Стратегии «невмешательства» и «локализации конфликта» недоставало последовательности. Образование лондонского комитета так или иначе уже означало межгосударственное вмешательство в дела суверенной страны. «Герметизацию» Испании Лондону и Парижу все равно не удалось сделать всеобъемлющей. Ведь вне международного контроля были оставлены воздушные границы страны, а также Испанское Марокко и Канарские острова. Лондонский комитет создал контрольные механизмы, но не предусмотрел ни одной санкции против нарушителей общеевропейского соглашения.

Ввиду широко понимаемой на Западе свободы личности правящие круги данных государств без должной решительности препятствовали выезду добровольцев в Испанию (а огромное их большинство направлялось на помощь республиканцам). Частные коммерческие транспорты под французским и британским флагами систематически и на собственный страх и риск, невзирая на правительственные рекомендации и предостережения, эвакуировали из Испании гражданских лиц, искавших спасения в эмиграции. Даже корабли британского военного флота с разрешения Адмиралтейства до мая 1937 года выполняли в водах Бискайского залива гуманитарную миссию, препятствуя флоту националистов перехватывать уходившие из Бильбао пароходы с испанскими беженцами. Подобные акции вызывали раздражение правительства Франко, неоднократно возражавшего против «враждебной позиции демократий» и «неправомерного вмешательства иностранцев в испанские дела».

В 1937 – начале 1938 года правители Франция и Британия без секретности, но и без широкой огласки вынашивали планы «прекращения военных действий в Испании». Самая солидная лондонская газета «Таймс», близкая к Форин-офис, в разгаре войны многозначительно писала: «Никакой разумный человек не может ожидать, что из этого клубка интересов страстей ненависти (гражданской войны. – С.Д.) может родиться мир по соглашению… Посредничество! Где есть воля, там найдется путь». Идею мирного посредничества и прекращения войны пытались материализовать с британской стороны министр иностранных дел и будущий премьер-министр консерватор Антони Иден, а с испанской – один из отцов-основателей Республики и ее конституции, в прошлом и председатель кортесов социалист Хулиан Бестейро. Последний приезжал в Лондон дважды – на похороны короля Георга V и затем на коронацию Георга VI. Инициативы Бестейро, вероятно, не обошлись без согласования с правым крылом Народного фронта – умеренными республиканцами Асаньей, Марселино Доминго, Мартинесом Баррио, Фернандо де лос Риосом, баском Агирре. Поскольку испанские фронты надолго стабилизировались, потенциальные примирители рассматривали варианты временного разделения Испании на суверенные государства: Юг и Запад планировали признать националистическими, а Северо-Восток с Каталонией и Бискайей оставить демократическими. В дальнейшем в обоих государствах планировалось народное волеизъявление (выборы или референдумы) под контролем Лиги Наций. Не исключалась и возможность создания какого-либо буферного государства Однако дальше неофициальных переговоров и проектов дело не продвинулось – воюющие стороны отклонили инициативы. К тому же примирителям никак не удавалось определить участь Андалузии, одна половина которой была у республиканцев, а