вон! Сеньор посол, вы должны усвоить, что испанцы хотя и бедны и нуждаются в помощи, не позволят, чтобы иностранный посол навязывал свою волю главе испанского правительства. А вам, дель Вайо, надлежит не соглашаться с давлением иностранца на вашего премьер-министра и зарубить на вашем носу, что вы – испанец и министр Республики».

Позже Ларго доверительно рассказывал президенту Асанье: «Один из моих министров предает меня. А ведь он – социалист. Он – министр иностранных дел».

Продолжение конфликта выразилось в последовавшем позже ультимативном требовании министров-коммунистов: запретить ПОУМ, назначить нового министра внутренних дел и сменить военного министра (последний пост занимал сам Ларго). На твердый отказ «старика» тут же последовал уход с заседания кабинета не только коммунистов, но и абсолютного большинства членов правительства – социалистов, каталонцев, басков и даже «чистых» республиканцев. Правительство распалось – на стороне его руководителя остались четыре анархиста и один социалист. Министры-анархисты внесли предложение продолжать заседание. Но Ларго возразил: «Это означало бы диктатуру. А я не собираюсь быть диктатором». Лишившийся поддержки собственной партии, он был вынужден вручить президенту заявление об отставке, и тот скрепил его своей подписью. Правда, не расположенный к коммунистам и не являвшийся поклонником Советского Союза Асанья в известной степени солидаризовался с Ларго: президент снова поручил последнему формирование правительства, но сразу же натолкнулся на сильное противодействие. Компартия объяснила, что ни при каких условиях она не поддержит Ларго, а его опаснейший конкурент Прието напомнил, что без коммунистов (читай: поддержки Советского Союза) продолжение антифашистской войны невозможно.

Длившийся три дня правительственный кризис закончился формированием сильно обновленного, уменьшенного и лояльного к СССР состава совета министров. Ларго Кабальеро, старавшийся отстаивать суверенные права страны, сохранил жизнь и свободу, но был навсегда отстранен от руководства Республикой.

Германское правительство и его тайные службы в общем не были причастны к политическому противоборству, происходившему на территории националистической Испании. Зато оно требовало и в конце концов получило у Франко права на контрольные пакеты акций предприятий испанской добывающей промышленности («план Монтана»). Оно же, прислав по просьбам из Бургоса артиллеристов и инженеров на создание береговой обороны выдвинутых далеко в Атлантический океан Канарских островов, замышляло увековечить там свое военное присутствие после победы над «красными». Правительство Италии планировало поступить так же с Балеарскими островами и в качестве первого шага предприняло оккупацию самого большого из них – Майорки[178]. В узком кругу итальянский диктатор Муссолини по мере приближения победы над Республикой рассуждал о возможности создания итальянского протектората «где-нибудь на берегах Эбро» (вероятно, в Каталонии или Валенсии. – С.Д.).

Невозможно обойти молчанием позицию держав западной демократии во время внутрироссийского и испанского конфликтов. Их подход к воюющим сторонам долгое время удостаивался в нашей литературе сугубо критических, уничтожающих оценок как предвзятый в пользу Белого движения и «национальной Испании». Верно, что классовые симпатии бюрократии и еще в большей мере – бизнес-сообщества западных государств были на стороне российских белых и испанских националистов. И в дела России западные державы тогда вмешивались совершенно открыто, попирая многие нормы международного права. Однако в их действиях присутствовал и мотив другого порядка – соображений заинтересованности в прекращении войны, создавшей дополнительные препятствия международным экономическим отношениям.

На юридически полноценное признание режимов белых и националистов (как, впрочем, и власти большевиков) Лондон, Париж и Вашингтон длительное время не шли – применительно к России из намерения не способствовать ее возрождению[179], а применительно к Испании – из-за мятежного образа действий националистов, восставших с оружием в руках против законной власти и захватывавших штурмом государственные учреждения (по той же самой причине целый год не мог сформулировать своего подхода к испанскому «крестовому походу» Папский престол; Ватикан официально одобрил действия националистов Франко только в авусте 1937 года)[180]. К тому же после скандального провала военной интервенции против красной России, в окраинных областях которой силы Запада увязли, ничего толком не добившись, западные державы старались не применять столь радикальных внешнеполитических шагов. Поэтому во время испанского конфликта государства западной демократии не прибегли к военному вмешательству и экономической блокаде, испробованной ими против красной России в 1919–1921 годах. Вместо этого они под покровом созданной ими Лиги Наций явились сначала инициаторами, а затем проводниками невмешательства и локализации войны. 27 государств[181] подписали «Общеевропейское соглашение о невмешательстве в испанские дела». Образованный в Лондоне и подотчетный Лиге Наций Международный комитет невмешательства[182] учредил на границах национальной и республиканской Испании систему сухопутного и морского контроля. Контрольные механизмы Лига Наций и комитет комплектовали главным образом офицерами из армий малых стран – Скандинавских и Прибалтийских государств, Бельгии, Нидерландов. Подразумевалось, что данные страны менее других вовлечены в испанские дела, следовательно, их военнослужащие будут беспристрастными. Часть контролеров выделила также Британия.

Международные контролеры на протяжении двух с лишним лет инспектировали военные формирования с обеих сторон фронта, стараясь выявить среди бойцов лиц без испанского гражданства. Координировали контролеры и имевшие широкий размах гуманитарные операции международного сообщества – продовольственную помощь, медико-санитарные и технические поставки, денежные пожертвования, эвакуацию испанских детей и сирот в зарубежные страны.

При комитете действовали профильные подкомитеты, в которых работники посольств и эксперты стремились утрясти запутанные политико-правовые вопросы, например: подпадают ли под категорию «военных материалов» авиационные и автомобильные моторы; считать ли военной контрабандой грузовые автомашины, мотоциклы, бензин; правомерно ли требовать у иностранных волонтеров сертификаты их добровольчества и т. д. Ничего похожего на такую разветвленную международную инспекцию и гуманитарное участие международного сообщества стороны российской Гражданской войны не знали.

Инициативы локализации конфликта шли и помимо лондонского комитета. Собственно инициатором локализации испанской войны «в интересах сохранения мира и безопасности в Европе» уже на второй неделе войны выступила Франция. Правительство французского Народного фронта расторгло франко-испанское соглашение 1935 года о продаже испанскому правительству Народного фронта французского оружия на 100 млн франков ежегодно[183]. Разрыв соглашения, успокоивший пацифистскую часть французского общественного мнения, нанес удар испанскому Народному фронту – и не затронул интересов националистов, получавших военные материалы из Италии и Германии. Исходя из политики невмешательства, Париж также заморозил переведенную ранее из Мадрида часть испанского золотого запаса, приняв золото на хранение «до окончания испанского конфликта»[184].

В дальнейшем Франция дважды закрывала пиренейскую границу с Испанией. Однако закрытие не было абсолютным. Оно относилось к вооружению и боеприпасам. При одобрении Лондонского комитета и Генеральной Ассамблеи Лиги Наций французские власти продолжали пропускать в обе части разъединенной Испании грузы невоенного, в том числе гуманитарного назначения[185].

Замысловатой была позиция, занятая в связи с испанской войной правящими кругами Соединенных