После разгона Учредительного собрания в январские дни 1918 года они без колебаний стреляли уже не в кайзеровских солдат, а в жителей российских столиц. Несколькими месяцами позже латыши справились с задачей подавления антибольшевистского восстания левых социалистов-революционеров в Москве и в Среднем Поволжье (русские войска были недостаточно лояльными). В первые, наиболее трудные для красных месяцы Гражданской войны латышские стрелки, несмотря на их малочисленность (порядка 20 000 человек), составляли около 25 % состава новорожденной Рабоче-крестьянской Красной армии[152]. И в свете сказанного закономерно, что первым по счету главкомом РККА Реввоенсовет назначил латыша Вацетиса. (Между тем оккупированная немцами и «самоопределившаяся» Латвия уже перестала к этому времени быть частью России.) Были в красных войсках и другие этнические соединения состоявшие из иностранцев – немцев, венгров, китайцев, корейцев.

Но и белые, клявшиеся и божившиеся Россией и родиной, в свою очередь имели в составе своих армий иностранные этнические формирования – чехословацкие, сербские, польские, немецкие соединения. Больше всего на стороне Белого движения действовало чехов и словаков – по разным подсчетам от 40 000 до 60 000 штыков[153]. Выступившие против красных по собственной инициативе, они обладали полной организационной и оперативной самостоятельностью. Вклад чехословацкого корпуса в общий ход Гражданской войны в нашей стране оказался внушительным. Как известно, его вспыхнувшее в мае 1918 года антибольшевистское восстание стало катализатором борьбы белых и зеленых во всей Восточной России на громадных пространствах от Пензы и Средней Волги до Тихого океана. Овладев тогда почти без боя ключевыми стратегическими пунктами Поволжья и Приуралья – Казанью, Пермью, Самарой, Симбирском и Уфой и оседлав Великую Сибирскую магистраль, корпус оказал серьезную услугу всем силам, боровшимся против большевистской диктатуры.

Не связанные с жизнью страны, не знавшие и тем более не уважавшие ее обычаев и к тому же воевавшие ранее против нее, этнические формирования в своей массе были орудием в руках командования воюющих сторон, особенно же у красных (только командование чехословацкого корпуса в отношениях с администрацией Колчака вело себя строптиво).

В США военные деятели северян сплошь и рядом использовали в качестве ударной силы ирландские части. Руководство красных аналогично применяло не только латышских стрелков, но и венгров и китайцев. (Известно, что среди исполнителей противоправного смертного приговора царской семье в Екатеринбурге преобладали венгры, австрийцы и латыши.) Латыши и эстонцы были ударными частями РККА на Восточном и затем на Южном фронте, китайцы – на большинстве фронтов. Зверства, творимые под красными знаменами многими иностранцами в красноармейской форме, иногда вызывали замешательство и возмущение даже у сторонников большевизма.

Впрочем, сходным образом вели себя на земле России также японские и англо-американские «союзные» войска. Командование японской экспедиционной армии в 1920 году не возражало против сожжения живьем в паровозной топке захваченных им анархо-коммунистических вожаков Лазо и Сибирцева[154]. Из беспредела, творимого японцами в Приморском крае, местных жителей иногда выручали другие оккупанты – американские солдаты, не терпевшие японцев по расовым мотивам. Но пока одни американские военнослужащие творили добро, защищая мирных жителей, другие расстреливали тех лиц, которые казались им сторонниками красных.

На Европейском же Севере России британское союзное командование прославилось созданием Мудьюгского концентрационного лагеря. Действовавший в окрестностях Архангельска лагерь оставил о себе столь же черную память, что позже – большевистские Соловки.

По другую сторону фронта обращало на себя внимание усиленное служебное продвижение в красных войсках командиров именно нерусского происхождения – Азина, Алксниса, Блюмберга, Варейкиса, Вацетиса, Гавро, Гиттиса, Дундича, Киквидзе, Корка, Ольдерогге, Паукера, Путны, Уборевича, Фабрициуса, Фельдмана, Эйдемана, Якира. Понесенные многими из них военные поражения не помешали их карьерному росту. Они, кроме рано сложивших головы Азина, Гавро, Дундича и Киквидзе, к концу Гражданской войны вошли в состав старшего командного состава красных, а Паукер вскоре был назначен не более и не менее как комендантом Кремля. Интернационализм красных переходил в космополитизм, который слишком часто оказывается опасным государственному суверенитету[155].

В отличие от Соединенных Штатов наша страна познала прямое военно-политическое вмешательство более чем десятка иностранных государств. Первым во времени под флагом «выполнения условий Брестского мира» и «самоопределения наций» выступил Второй германский рейх. Обоснованием вмешательства западных демократий до конца 1918 года было «продолжение войны против Германии». А после прекращения огня на Западном фронте руководящие круги западных держав выдвинули более откровенные установки: «Поддержать антибольшевистские правительства» и «Создать санитарный кордон на границах России» В порядке реализации данной стратегии на отечественную территорию были направлены регулярные сухопутные войска, а в территориальные воды России прибыли военно-морские силы иностранных держав[156].

Львиную долю интервентов составили солдаты и офицеры только что воссозданной Польши – не менее 500 000 человек и Японии – до 120 000 человек[157]. Побывавшие в этот период в России вооруженные контингенты еще 12 государств Европы и Америки насчитывали в общей сложности порядка 80 000 человек. А совокупная численность иностранных военнослужащих, вовлеченных в российский внутренний конфликт, достигала 700 000 человек, что эквивалентно 70 полноценным дивизиям.

Даже независимо от непосредственного участия или неучастия данных формирований в военных действиях российской Гражданской войны[158] их присутствие на территории России или в ее территориальных водах было открытым вмешательством в дела независимого государства, означало ущемление его суверенных прав и наносило стране весомый материальный урон. Чехословацкий корпус участвовал в военных действиях против красных не более полугода[159]. Затем он охранял Сибирскую магистраль от красных и зеленых партизанских отрядов, самочинно проводил реквизиции и аресты. При отступлении белых сил к Тихому океану (Великом ледяном походе) и эвакуации из России в 1920 году чехословаки не остановились перед хищением большей части российского золотого запаса, захваченного ими в 1918 году при взятии Казани[160].

Когда в 1919 году британский военный министр Уинстон Черчилль гордо говорил о деникинских Вооруженных силах Юга России: «Моя армия», он имел в виду и ее бесплатное снабжение военными материалами. Действительно, британские и французские интервенты платы за оружие, боеприпасы, шинели и армейские ботинки-танки не требовали. Они довольствовались расхищением ресурсов России или их прямым уничтожением. Британские интервенты, отступая в 1919 году из Севастополя, пустили ко дну всю бригаду подводных лодок Черноморского флота, а на русских надводных кораблях подорвали машинные агрегаты, превратив устарелые, но все еще годные к дальнейшей службе броненосцы и крейсеры в стоявший на якоре металлолом. А при бегстве с Европейского Севера в 1920 году британские же моряки захватили и увели с собой не только военные корабли малочисленной Северной морской флотилии, но и ледоколы, крайне нужные в Арктике и давно оплаченные